КАМЕРГЕРСКИЙ ПЕРЕУЛОК
Шрифт:
– Часов в пять в Камергерском сможете быть?
– спросил Мельников.
– Постараюсь, - выговорил Прокопьев. Намерения его с пожеланием Мельникова не совпадали, но желудочный сок сейчас же напомнил ему о необходимости принять солянку. Обедом в сретенских мастерских ему выходили домашние бутерброды, а один из них оказался сегодня с подтухшим беконом. Годами раньше Прокопьев принялся бы считать, а доступна ли ему солянка. Но теперь деньги в его карманах водились.
В Камергерском, к удивлению Прокопьева, маэстро Мельников его ждал. И был он тих, скромен, а с людьми, просившими у него автографы, деликатен. Деликатен был и актер Симбирцев, ножом деливший бутерброд с икрой, красной, на три внятных ломтика. На днях Прокопьев видел Симбирцева в телевизоре. Там Симбирцев сериально изображал благородного олигарха, выигравшего на бильярде с сукном омской мануфактуры сироту (ее роль исполняла Рената Литвинова), с коей ночью в номере люкс, им снятом, он романтически отказал себе в физических удовольствиях. Впрочем, общение олигарха с сиротой в номере-люкс, та и бретельки спустила с плеч, было разорвано рекламой таблеток, усмиряющих диарею, что, возможно, и облагородило действия олигарха.
– С диваном и креслами я потерплю, - все же не смог сдержать себя Мельников.
– М-м-м… - Прокопьев попытался проглотить кусочки сосисок с маслиною.
– Да вы ешьте, ешьте, извините, - поспешил Мельников.
– Конечно, - сказал Симбирцев, - кушайте внимательнее, иначе подавитесь. Маэстро вас не переживет. А вы ему нужны по гроб.
– Николай, прекрати паясничать, - поморщился Мельников.
– Я? Паясничаю?
– изумился Симбирцев.
– Мне нужно убежище, - таинственным шепотом произнес Мельников.
– Или хранилище…
– Убежище? Для вас?
– Не для меня, - уж совсем тихо прошептал Мельников, оглянувшись при этом.
– Для документа… Для узаконивающей грамоты…
– Но без печатей, - сказал Симбирцев.
– Каких печатей?
– Которые бы узаконили твою грамоту.
– Ты юридически беспомощный балбес, Николай!
– Какой грамоты?
– теперь уже поинтересовался Прокопьев.
– Видите ли… - протянул Симбирцев.
– Сергей Максимович, да? Видите ли, Сергей Максимович, мы с вами, кажется, относимся к разных чинов людям. Играл в историческом сериале, времена Алексея Михайловича, видел чертежик, на нем надпись: «Дворы разных чинов людей». Так вот мы с вами разночинцы. А Александр Михайлович из чинов светлейших. Он из Рюриковичей, а Рюрик, как известно, имел в предках императора Октавиана Августа. Что и подтверждается родовым древом Мельниковых. Да что Рюриковичи? Месяц назад в государстве Чад обнаружили черепушку то ли мужика, то ли бабы, живших до появления обезьян, и тем самым посрамили прагматика Дарвина. А на той черепушке разглядели микрозапись по латыни «Мелников»… Вот для своего родового Древа наш Александр Михайлович и желает иметь хранилище. Можно сказать, и тайник, но произнесем - хранилище…
– Коленька шутит, - Мельников не злился, во всяком случае не выказывал себя оскорбленным.
– Я не поклонник Дарвина, и Рюриковичи не имели родственников в государстве Чад. Роль посредника ты, Коленька, берешь напрасно, но информация выдана тобой разумная. Передо мной нет сейчас оригинала архивного документа. Размеры его метр на три с половиной метра…
– Я видел, - сказал Прокопьев.
– Вы стали разворачивать рулон здесь, но что-то вам помешало.
– Следователи, - сказал Мельников.
– По поводу убийства во дворе… Копия документа с украшениями Шемякина висит у меня дома под стеклом, уменьшенная правда, а сам документ…
– Не документ!
– рассмеялся Симбирцев.
– А - рулон! Ты же слышал - рулон!
– Рулон я употребил в смысле формы, - принялся оправдываться Прокопьев.
– Для рулона нужен тубус. Ну из тех, что у архитекторов, у чертежников…
– Он может быть и металлическим?
– Да хоть и платиновым.
– Важно, чтобы документ не мог сгореть, размокнуть, быть съеден жучком, и чтоб его ни в коем случае не похитили.
– Да кто его похитит?
– удивился Симбирцев.
– Враги, - мрачно сказал Мельников.
– Враги и завистники. Режиссеры из провинции. Из Авиньона… Хранилище должно быть загадочно-секретным.
– А с чего вдруг с разговором о хранилище вы обратились ко мне?
– спросил Прокопьев.
– Ну… - замялся Мельников.
– Я полагал…
– Молва, - сказал Симбирцев.
– Народная молва. И касса с буфетом это подтвердят. Народ убежден, что вы не только краснодеревщик, но и…
– Но и чернокнижник, - вступил Мельников.
– Мало ли что несут!
– рассмеялся Симбирцев.
– Но все же говорят, что вы, Сергей Максимович, умелец не в одних лишь пружинных делах…
– Я имею слабость ко всяким хитроумным устройствам, однако…
– Ну вот!
– обрадовался Мельников.
– Мы и поладим! А я не пожалею…
– Пожалеет!
– сказал Симбирцев.
– Надо посмотреть, какие у вас стены, - задумался Прокопьев.
– И прочее. Вы где предполагаете устроить… хранилище? В Москве или за городом, в вашем…
– Замке!
– хохотнул Симбирцев.
– В родовом замке со скелетами и рыцарскими доспехами. С привидениями!
– Это надо обсудить особо, - прошептал Мельников.
– И не здесь…
– Хорошо, - кивнул Прокопьев.
– Мне надо подумать. Согласия я не дал.
– Сергей Максимович, - сказал Симбирцев.
– И не давайте согласия. Не проявляйте легкомыслия. О душе своей подумайте и о теле. О животе подумайте, то бишь не об утробе, солянки пожирающей, а о жизни в вечном понимании… Неужели вы не помните о судьбах умельцев, сотворявших красоту, секретные хранилища и подземные ходы? Соборы, наконец, и кремли? Возьмем хотя бы либерала и просвещенного князя Юрия Звенигородского…
– По легенде!
– возмутился Мельников.
– По лживой и неподтвержденной легенде!
– Однако Тарковский в «Рублеве»…
– А что Тарковский?
– вскричал Мельников.
– Для тебя Тарковский авторитет, а для меня он ученик!
– В какие такие свои годы ты мог быть учителем Тарковского?
– А что годы? Леонардо и в пять лет мог стать учителем Вероккио. Я говорил, Андрюшенька, окстись, зачем ты бросаешь тень на милейшего князя Юрия! Не послушал… Потом, уже в Швеции каялся, чуть ли не плакал, говорил: «Ты был прав! Все это ради красивого кадра…» Я тогда платок достал, протянул ему… Вот этот…
– Хватит! Хватит! Теперь тебя не остановишь!
– испугался Симбирцев.
– Не лезь в карман за платком, я тебе верю, верю. Но я-то имею в виду тебя. А ты вовсе не милейший. Сергей Максимович, учтите, как только вы ему соорудите тайничок, он вас тут же и ухлопает. Или киллера вызовет из Тамбова. Или сам взорвет.
– Есть же предел твоим пошлостям!
– вскочил Мельников.
– Все, Сергей Максимович, мы договорились.
– Я обещал подумать, - сказал Прокопьев.