Камероны

Крайтон Роберт

– Стряхните-ка с ботинок мокрый песок, – приказал он. – Стойте, я помогу вам.

Он приподнял ее маленькую ногу в узком, зашнурованном до икры ботинке и вдруг остро ощутил интимность ситуации – ведь он держал в руке женскую ногу у себя в домике, где царила полутьма и никого, кроме них, не было. Он выпустил ее ногу и отвернулся.

– Простите, – сказал он.

– За что?

Но он не мог заставить себя на нее посмотреть.

Одежда его висела на деревянных колышках, а на полке, выструганной из плавника, нахально лежала совсем здесь неуместная шляпа.

– Ах,

вы носите шляпу!

– А почему бы и нет?

– В тех краях, откуда я родом, только граф и его сыновья ходят в шляпах. Углекопы не носят шляп.

– Ну, а у меня есть шляпа, – сказал он, по-прежнему отвернувшись от нее. Это была красивая коричневая шляпа, мягкая и в то же время державшая форму, с вызывающе загнутыми полями, с ленточкой из перьев шотландской куропатки вокруг тульи и серебряным медальоном сбоку, из-под которого торчал красновато-рыжий кончик оленьего хвоста. Он никак не мог прийти в себя от сознания, что держал ее ногу в своей руке, – такую маленькую, плотную и неожиданно тяжелую.

– Как-то раз я услышал, что гость лорда Монбоддо упал за борт, стреляя гусей, а на другой день шляпу эту волной вынесло.

– А сам он утонул? Неужто вы носите шляпу с покойника?

– Бедняки не выбирают, – сказал он.

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись. После этого обоим стало легче.

Для такого высокого человека он двигался неожиданно легко и стремительно. Он делал то, что привык делать годами, не сознавая, что за ним наблюдают. Затеплив масляную лампу, он белой ободранной хворостиной помешал в котелке, стоявшем на огне. Из котелка пахло морем, морскими отмелями во время отлива, йодом.

– Суп из ламинарий. – Он поддел охапку водорослей и приподнял над горшком. Они походили на ленты прозрачной, обданной кипятком резины. – В него добавляют ирландского мха – вот и вся хитрая кулинария.

Ну и вонища, подумала Мэгги, иначе не скажешь.

– Я думаю, суп вам понравится, – заметил он.

– Думаю, что да.

Он вышел и через несколько минут вернулся с пригоршней какой-то зелени и листьев – все это он тоже бросил в горшок.

– Морской шпинат и приморский салат, – пояснил он. – Вам это понравится.

– Ага.

Он сдобрил суп сухой морской капустой – вместо соли и специй и протянул Мэгги большую раковину волнистого рожка – вместо глубокой тарелки (в Питманго бедняки в таких случаях пользуются тыквами).

– Ложек нет, – сказал он. – Надо пить прямо из раковины, через край. Эх, угостить бы вас тем, что живет в них, – сказал он и постучал по раковине. – Вот это была бы еда.

Пахло очень сильно, причем только морем – точно сам сидишь в раковине. Хозяин внимательно наблюдал за Мэгги, и она отхлебнула супа. Хотела что-нибудь сказать и не смогла. Только порадовалась, что в этом склепе было так сумеречно и он не мог видеть, как глаза ее наполнились слезами.

– Очень вкусно, – наконец произнесла она.

– Это старый рецепт. Я, понимаете ли, получил его по наследству.

Голод в самом деле чему хочешь научит, подумала Мэгги и с удивлением ощутила на лбу капельки пота.

– Только не давайте ему остынуть, – сказал он. – Холодный он никуда не годится. Весь жир всплывает наверх. А в нем ведь много рыбьего жира.

Она еще глотнула супа, потом еще и наконец прикончила раковину.

– Ох, хорошо, – сказал он и снова налил ей полную раковину. – А знаете, у нас тут на побережье есть люди, которые в жизни к такому супу не притронулись бы! Подождите, что еще вы скажете, когда водоросли испробуете.

Теперь у нее уже весь лоб был в испарине – пот ручейками катился по ее лицу и шее, так что даже взмок полотняный воротничок сорочки. Ей очень хотелось выйти на улицу. Пройтись на ветру. Она чувствовала, как пот стекает по ее плечам, течет между грудей. Она старалась усидеть на месте и все же встала и направилась к двери.

– Только не открывайте ее, – сказал он.

– Почему? – чуть не криком вырвалось у нее.

– Неужели не слышите?

Дождь хлестал в стены хижины и грохотало море, а она ничего даже не заметила. Она вернулась на прежнее место, села и сняла свою твидовую жакетку. Намокшее от пота полотно сорочки прилипло к груди, обрисовывая ее, но Мэгги было все равно. Она принялась изучать свои ноги, стараясь думать только о них, начала было пересчитывать глазки на ботинках, и тут он сунул ей под нос какую-то еду.

– Жаль, что нет угрей, – сказал он. – В такой день хорошо было бы поесть суп из ламинарий с рубленым угрем.

Взгляд его упал на ее грудь и какое-то время задержался на ней; Мэгги подняла на него глаза, взгляды их встретились, он покраснел и отвернулся.

– Не надо бояться, – сказал он.

Надо же сказать такое женщине, подумала она. Нет, ему еще учиться и учиться.

– Бури?

– Угу, бури.

Дождь прекратился так же внезапно, как и начался, и в наступившей тишине он почувствовал всю неловкость создавшегося положения. Слишком тяжкое он взял на себя бремя: пригласил ее в свой дом, а теперь изволь держать на привязи глаза и мысли.

– Ну вот, теперь можете идти, – сказал он. Получилось это довольно неуклюже, но ничего другого придумать он не мог.

Она надела свою твидовую жакетку и увидела, что он наблюдает за ней, хоть и очень старается делать вид, будто вовсе не наблюдает. Он открыл дверь – свежий ветер был как божья благодать для Мэгги. Он стоял у двери и не знал, что сказать и вообще как себя вести. Что надо делать, когда леди покидает твой дом? Он понятия об этом не имел. Он протянул руку, и она пожала ее – по его глазам Мэгги поняла, что он удивился силе ее пожатия.

– Спасибо за чай, – сказала Мэгги.

– Ох, чай! – Он хлопнул себя по лбу. – Я ведь уже поставил для него воду.

– Чай будем пить в другой раз. – Ну вот и нашлась щелочка, которую она так искала. – Условились?

Он озадаченно смотрел на нее.

– В следующий раз будем пить чай.

– Угу, – наконец произнес он.

– И я принесу к чаю пирог.

Он кивнул.

– Ну так до свиданья. До следующего раза.

– До следующего раза, – сказал он.

Он стоял и смотрел ей вслед, пока она шла по дорожке вниз, к морю.