Камероны
Шрифт:
– Обрывайте не все подряд, а через один, чтобы на будущий год мне осталось, – сказал ей Гиллон.
– Ага, – сказала Мэгги, но эта проблема не волновала ее, так как она знала, что к тому времени его уже не будет в Стратнейрне. – Гиллон?
– Да?
Он поднял на нее глаза, удивленный и приятно обрадованный. Она впервые назвала его по имени.
– Если бы тебе довелось поймать очень большого лосося или даже двух, сумел бы ты его продать?
– Дело не в том, чтобы продать, а в том, как забить лосойся. Я всю жизнь
– Но если б ты забил его, мог бы ты его продать?
Она безжалостно обрывала головки распускающихся папоротников. Ей нравилось это занятие – раз, два и готово.
– Да, по-моему, в Рыбачьем городе есть люди, которые этим промышляют. По-моему, они платят морскому приставу. Но дело это очень опасное.
– А деньги за рыбу дают хорошие?
Он выпрямился и внимательно посмотрел на нее.
– Если рыба большая, то да. Очень хорошие.
– Ну, сколько?
– Не знаю, но платят хорошо. Они там любят этим лакомиться. – И он кивком головы указал на юг, имея в виду Англию. – Только это дело дурно пахнет.
– Ага, оно, конечно, так, но по крайней мере лосойсь им не достанется. – И она указала на «Приют Фиддиха», на «Королевский гольф» и прочие гостиницы, расположенные за полем для игры в гольф. Она дала ему время осознать это. – Гиллон?
– Угу.
– Если я устрою так, что ты сможешь поймать лосося или лосойся, как ты его называешь, и продать его, ты на это пойдешь?
Он долго не отвечал.
– Это вы устроите?
– Да, я.
Они продолжали рвать папоротник. Плетенка была уже почти полная.
– Ты ведь знаешь, где прячутся самые большие в Шотландии лососи?
– Угу. – Он распрямился и смотрел куда-то вдаль, на море. По лицу его ничего нельзя было понять.
– Так ты пойдешь на это, Гиллон?
По всему исхлестанному ветром полю для гольфа загорелись фонари. Здесь это было ее любимое время суток: ветер к вечеру обычно стихал перед тем, как снова набрать силу, небо уходило куда-то ввысь и казалось бескрайним, но вот загорались фонари, и мир вновь обретал реальность.
– Да, – сказал он, – пойду.
Пора было возвращаться домой. Он подошел, чтобы помочь ей поднять корзину.
– Нет, вы только взгляните, что вы наделали! – сказал он. Он был явно возмущен.
– А что такого я наделала?
– Вы же погубили целую поросль.
Ей хотелось сказать: «Какое это имеет значение, ну, какое это теперь имеет значение?», но она промолчала. Опустила голову и сказала:
– Мне очень жаль, Гиллон, право, жаль. – И он принял это за чистую монету.
5
Она разбудила его на заре. вошла к нему в хижину и остановилась у его постели. Он лежал не шевелясь, хотя, судя по лицу, сон его не был безмятежным. На полу лежала разложенная леска, и Мэгги поняла, что он, по-видимому, не спал большую часть ночи – как и она. Ей было жаль его будить. Она провела рукой по его волосам – они оказались тоньше и шелковистее, чем она предполагала, он отстранился от нее, но руки не сбросил.
– Так что же сказал мистер Дрисдейл? – спросил Гиллон. Но глаз не открыл.
– Он сказал, что ты славный малый, правда, со склонностью к воровству – не упустишь случая стянуть горстку-другую моллюсков, но моряк хороший и положиться на тебя можно.
– Значит, со склонностью. – Но произнес это Гиллон с улыбкой.
– Приморский нищий из горцев, – по-моему, он так тебя окрестил.
– Вот мерзавец! – Гиллон разом сел на кровати. – Да откуда, черт побери, сам-то он взялся?
– Из Оксфорда? Колледж святого Эндрью?
– Мистер Энгус Дрисдейл всесильный морской пристав. Я видел ферму, где он появился на свет. Семья его опорожнялась вместе со скотом. – Он свесил ноги. – Отвернитесь, пожалуйста. – Ему не хотелось, чтобы она видела, как он будет одеваться, мыться – все-таки этого не делают на людях. – Из Оксфорда! – пробормотал он. – Из Оксфорда – как же…
«Оказывается, совсем не трудно разъярить его», – подумала она.
Он взял катушку с леской и направился к двери.
– Можете пока поставить воду для чая – у нас еще есть время его выпить. – И добавил: – Ну, а леска уже вся смазана и готова. – Ей показалось, что он произнес это как-то печально. У порога он обернулся. – Не нравится мне вся эта затея, Мэг…
– О-о-х! – произнесла она тихо, точно дуновение ветерка. – И удивительный же вы гид, мистер Камерон! Ну-ка, сделай такое лицо, точно идешь к обедне: пусть весь мир знает, какой ты добродетельный.
Он-то знал, что у него сейчас такое лицо, какое бывало у его матери в церкви, когда мимо проходил служка с блюдом для пожертвований, а она лишь пальцами разгребала горку на блюде и звякала монетами. Мэгги отчитывала его, и это вызвало у него улыбку.
– Когда «спортсмены» хотят поймать рыбу, они находят ее – хоть ночью при свете факелов, но находят, так ты мне говорил? – спросила она. Гиллон кивнул. – В таком случае сегодня мы будем «спортсменами».
И она подумала, неужели ей всегда придется быть моторной силой во всех их начинаниях. Но даже если и так, не столь уж это будет большая цена, решила про себя Мэгги.
Он вытащил на берег лодку, и Мэгги, шагнув в нее, тотчас начала обкручивать себе ноги леской. Его удивило, как она решительно взялась за дело – даже не попросила его отвернуться, а ему трудно было на нее не смотреть. Он уже однажды видел ее ноги, когда помогал ей перелезать через ограду, и с тех пор не мог их забыть.
Гиллону стало стыдно: она так доверяет ему, а у него вот что в мыслях.
– Ну, так что же сказал мистер Дрисдейл?
– Он всему поверил. Он хотел сам меня туда отвезти.