Камни и молнии (сборник)
Шрифт:
Вот оно, черное щупальце, тянется к самому сердцу! Взрыв энтропии – исчезает тепло и движение. Гаснет разум. Последний всплеск жизни – застывшее недоумение. Скопление звезд расплывается облаком космической пыли – мусором мирового пространства… Вот оно! В один миг столько боли! Держись!.. Только бы не потерять сознания…
А теперь давай, как всегда, вперед – сразу и как можно быстрее! Не упустить ни одной возможности, ни одной детали – все удержать в себе! То, что сейчас происходило с Эрзей, он никогда не смог бы передать словами. В нем, погибая, трепетала Галактика, и последние удары живых сердец
Эрзя открыл глаза.
Сквозь гул в ушах слышно было чье-то дыхание. Пахло лекарствами. Больной взглянул прямо перед собой.
– Он жив! Жив! – услышал Эрзя голос Джоя. – Смотрите, доктор, он открыл глаза!
– Только тише. Пожалуйста, тише, – сказал врач. – Дайте ему прийти в себя.
Больной увидел перед собой взволнованное лицо астронома. – Эрзя, зто я, Джой! Вы слышите меня? Случилось невероятное: приборы зарегистрировали взрыв энтропии в самой энтропогенной среде – «слой Керзона», быстро теряя плотность, нейтрализуется. Мы спасены!
«Ну и слава богу, – подумал Эрзя. – Только зачем так кричать? Теперь я, кажется, знаю, что происходит. Не ощущение неизбежной реальности, но сама реальность входит в меня раньше своего срока, и тогда обрываются связи, нарушается последовательность событий, неизбежное становится невозможным. Кто я и что я могу?
Человек знает много способов изменять и творить реальность, я такой же, как все. Просто природа подарила мне еще один способ».
– Эрзя, – произнес Джой над самым его ухом, – теперь я могу сообщить, кто вы! Не удивляйтесь, вы и есть тот самый…
– Постойте, – тихо сказал больной, – прошу вас лишь об одном… Никогда не называйте меня Исключительным… Мое имя вам известно!
1970
НЕПОКОРЕННАЯ [6]
На широкой равнине, среди дымящихся хлябей, у оранжевой яркой палатки оранжевой мышью застыл гравилет.
Сложив на коленях большие руки, на ящике возле палатки сидел человек – могучий и кряжистый. Лицо его. избороздили морщины.
6
Печатался в сборнике «Хрустальная медуза» издательства «Лиесма» г. Рига 1985 г.
Другой человек – небольшой и подвижный – нервно ходил по алице, ковром устилавшей почву.
– Послушайте, Громов, – кричал он дискантом, утюжа румяные грозди. – Как удалось вам попасть в экспедицию?! Кажется кто-то не может забыть ваших старых заслуг! Представьте, что будет, если сюда соберутся родные всех сгинувших в этих трясинах! Но люди привыкают к утратам, иначе ведь жить было бы невозможно!
– Вы, Косицкий, философ, – старик сморщил губы. – А я не могу философствовать, когда погибает сын. У меня никого не осталось! Вы можете это понять?
– Не понимал бы, не позволил бы вам увидеть это болото, этот адский гнойник планеты… В прошлом году, кроме вашего сына, экспедиция потеряла трех человек… И вы еще просите здесь предоставить вам отпуск! Надеетесь, вам одному откроется больше, чем группе поиска, работавшей по живым следам? Эта планета люто оберегает свои гнусные тайны. Не зря же ее назвали Непокоренной.
– Верно, – согласился старик. – Но верно и то, что это одна из немногих планет, где можно дышать без маски и одеваться, как на Земле.
Не обольщайтесь, Громов. Я знаю эти места: на едких горячих болотах могут жить лишь глупыши. Но аллигаторы эти почти не изучены. Первых рептилий заметила только третья экспедиция… Теперь их встречают десятками, и не известно, откуда они приходят. Считают, что глупыши едят ягоды алицы… Но это еще не доказано. Были случаи, когда они зарились на продовольствие. Не позволяйте им подползать слишком близко. Не доверяйте их глупому виду. Скорее всего они коварны и злы! И не забывайте, Громов: я отвечаю за вас и, возвратившись, хотел бы застать вас в живых! – щеки Косицкого раскраснелись. Он был молод – в три раза моложе Громова.
Косицкий помолчал и вдруг засмеялся.
– Черт возьми, Громов! Вы же тот самый Громов! Человек из легенды… Вы же все знаете! Все можете! Вы – настоящий бог! Посоветуйте, Громов: как человеку, вроде меня, сделаться богом?
– Все очень просто, – ответил старик, будто не слыша насмешки, – чтобы стать богом, надо, как минимум, вырастить сына. Чтобы стать богом, надо узнать счастье…
– А что же есть счастье?
– Способность быть нежным, возможность быть нежным, повод быть нежным!
– Это не мужской разговор…
– Мужской! Счастье – это когда тебе говорят, что сны передаются по наследству, и кивают в окно: «Вон, гляди, бегут твои сны!»
– Вы с ума сошли, Громов! Вы верите, что ваш сын еще жив?!
– Не верю… Почти не верю… Потому и прошу оставить меня одного… на могиле Павлика. Боже мой, ведь это же так естественно!
– Тихо! – насторожился Косицкий. – Они уже здесь. Глядите! – он показал в ту сторону, где за кустарником дымилось болото… На синей траве отчетливо выделялось нечто серое и продолговатое. – Первый раз я тут приметил его, как только мы разгрузились. Он наблюдал за нами. Возможно, это – разведчик. Лучше будет, если глупыш не вернется к своим… – Косицкий выхватил маленький бластер и начал прицеливаться. – Смотрите, смотрите, Громов, – шептал он, – а эта тварь и в самом деле глупа – идет на бластер, точно на угощение!
Действительно, приподняв над травою страшную морду, медленно двигая ластами и волоча толстый хвост, животное приближалось к палатке, – земной аллигатор в сравнении с ним мог бы считаться красавцем: у этого даже не было задних лап.
– Ну что ж, угощайся! – сказал Косицкий и положил палец на спусковую кнопку, но тут получил удар по руке… Бластер дернулся, выпуская заряд. Воздух вздрогнул. Над туманной равниной пробежал омерзительный шелест смерти. Было видно, как шагах в десяти от животного вздыбилась почва, а сам глупыш, подброшенный взрывом, сверкнул над кустами желтым глянцевым брюхом.