Кандагарский излом
Шрифт:
— Боишься?
— Смерти? Да. Как любое нормальное существо.
Мужчина кивнул и повернул руль влево, выезжая на встречную полосу, по которой на всех парах шел рефрижератор, и нажал на газ. Машины пошли на таран.
Я замерла, расширенными от ужаса глазами следя за приближением махины. Рефрижератор оглушительно загудел, и были уже видны малиновые кисточки занавески, свисающие над лобовым стеклом в салоне, усатое лицо водителя, клетчатая рубаха.
В тот миг, когда я поверила, что мы умрем, и вспомнила Павла Шлыкова, уходящего на боевое задание в предрассветную дымку кандагарского утра, киллер резко повернул рулевое колесо вправо.
Водитель махины погрозил кулаком и, гудя, пронесся мимо. Мы начали сбавлять скорость и съехали на обочину.
Я потрогала лоб и вытерла испарину:
— Вы шикарно блефуете, — заметила я, не скрывая разочарования.
— А ты изощренно лжешь. Девяносто девять женщин из ста в подобной ситуации оглушили бы меня визгом, а половина бы вдобавок попыталась отобрать руль или выпрыгнуть. А ты даже не пошевелилась. Опять будешь утверждать, что боишься смерти?
— Я не успела испугаться.
— Я так и подумал, — усмехнулся криво. — Твоему самообладанию готов позавидовать даже я. Ценные кадры живут в глубинке… И с подобными талантами работают в музеях?
— Чем плохо?
— Абсолютно ничем. Мелочь смущает: ты слишком невозмутима для обывателя. Сестра?
Я выгнула бровь, услышав двусмысленный вопрос. Прошлое опять зашевелилось в недрах памяти. «Афганец», «брат»? Сколько их от безысходности подалось на ниву отстрела, к браткам. Сыграть на этом? Освободить прошлое и, прикрывшись афганским братством, выхлопотать себе жизнь?
Нет, вольнонаемная Олеся Казакова мертва вместе с лейтенантом Павлом Шлыковым. Не стоит тревожить прах усопших, предавать их повторно.
— Я всегда была за идею дружбы народов.
Мужчина с минуту рассматривал меня как диковинную птицу. Потом достал заветную баночку с лекарством, термос с чаем и подал мне. Я молча проглотила пилюлю, запила и вернула ему банку.
— Я, между прочим, и поесть не отказалась бы.
Он молча вынул мой мобильник из кармана своей куртки:
— После звонка дочери.
— Что сказать?
— Что влюбилась без памяти в очень богатого, влиятельного человека, и он умчал тебя на Мальдивы.
— Лучше в Египет.
— Почему?
— Всегда мечтала посмотреть пирамиды, — бросила, набирая Лялин номер.
Разговор с дочерью занял минут десять. Мне с трудом удалось убедить Лялю в своем благополучии и прямо-таки неземном блаженстве. Еще я поведала о великой, внезапно нагрянувшей любви и посулила подарки после своего возвращения. Я играла максимально правдоподобно, и дочь сдалась, поверила и даже заявила, что счастлива, что я наконец-то занялась своей личной жизнью и тем избавила ее от комплекса должницы.
На том и расстались.
— Вам не пора оповестить своих помощников, что незачем пасти мою дочь? — спросила я, возвращая телефон.
Мужчина молча завел мотор и выехал на трассу.
— Нам далеко еще ехать?
Молчание.
— Такое чувство, что мы направляемся на Камчатку.
— В Японию.
— Зачем?
— Они заказали глаза. Мечта любого японца — такие прекрасные, большие глазки, как у тебя. Пришьют какой-нибудь гейше, будет сводить с ума мандаринов…
— Самураев, — поправила автоматически.
И нахмурилась: по тону мужчины невозможно было понять, шутит он или говорит правду. Отделить же зерна от плевел я не могла в силу некомпетентности в области достижений хирургии. Терпеть не могу смотреть, новости и потому не знаю, до чего дошел прогресс. Слышала, что органы имплантируют, пластику делают на уровне фантастики, кардиологические чудеса в виде всяческих искусственных клапанов стали нормой, но возможно ли имплантировать глаза?
— Многих с ума свела?
— Немерено, — заявила я, продолжая думать о достижениях медицины и вероятности трансплантации глаза. Да нет же, он просто шутит, юмор у него такой, плоский…
— Любовники?
— Море!
— И какие?
— Влиятельные.
— А какой тип мужчин нравится?
— Ваш.
Черт, неужели ему действительно нужны мои глаза? Бред!
И как я буду жить с пустыми глазницами? Да лучше б пристрелил тогда!
А, может, и пристрелят…
— И как в постели?..
— Мягко.
Киллер хохотнул. Я же приметила приближающуюся точку, сильно напоминающую пост ДПС.
— А что умеешь?
— Все. — Точно — дорожно-патрульная служба! — Продемонстрировать?..
— Сейчас?
— А вы стесняетесь?
До поста оставалось метров двести.
— Я ведь могу остановиться.
— Только о том и мечтаю, — качнулась к нему и погладила бедро.
Мужчина нажал на тормоз в ста метрах от поста. Черт…
Я сморщилась и застонала.
— Что? — Он выгнул бровь, с насмешкой меня разглядывая.
— Радикулит. Спина затекла и, пардон, ягодицы. Старость — не радость… Может, разрешите выйти и размять затекшие члены?
Мужчина прищурился. Ох, как мне не понравилось, как он смотрел! И безмерно раздражало сходство с Павлом. Издевается надо мной Господь!
— Иди, — разрешил мой страж, и я поспешно вывалилась наружу. Встала, делая вид, что разминаю спину, крутясь влево, вправо, а сама поглядывала на постовых. Подойдут? Заинтересуются, что за недоумки у них под носом остановились?
Нет, бродят около будки. Служаки-пофигисты!
А я успею до них добежать?
Шаг, еще…
Киллер вылез из машины и облокотился на дверцу, поглядывая на меня с нескрываемой иронией. Глазами Павла!
Вот сволочь!
Я наклонилась и сгребла рукой снег, сделав еще пару шагов в сторону, выпрямилась, повернувшись к мужчине. Улыбнулась, превращая руками рыхлый снег в шар.