Кандидат
Шрифт:
Естественно, песня вскоре закончилась и дыхание Баррета согрело мое ухо.
— Мне нужно побыть наедине с тобой, Эддисон.
С губ сорвался нервный смех.
— Здесь слишком много людей, слишком большой риск, — возразила я.
— Просто доверься мне.
Отбросив здравый смысл, я позволила Баррету увести меня с танцпола, и мы пошли на один из балконов. Я улыбнулась, когда вспомнился день выборов. Баррет, защищая от холода, притянул меня к своему телу.
— Эддисон?
— Мхм, — осторожно пробормотала я, ожидая, что он
— Тебе все ещё нравится свадьба в розарии?
— Погоди, что?
— Ты хочешь выйти замуж в розарии?
Я отстранилась, чтобы уставиться на него с открытым ртом.
— Что?
— Ну, из того, что я прочитал в Белом доме: в истории — одной из огромного количества книг, которые моя мама заставила меня прочесть — в июне самый пик цветения роз, так что это, должно быть лучшее время для свадьбы, — он поднял брови. — Как думаешь, сможешь организовать ее за полгода?
Я отчаянно пыталась переварить то, о чем говорил Баррет.
— Думаю, да… — я склонила голову. — А почему ты спрашиваешь?
— Потому что думаю, что нам нужно пожениться.
О. Мой. Бог. Когда на меня обрушился клубок спутанных эмоций, я поняла, что изо всех сил старалась не свалиться кучкой на пол. К счастью, Баррет обнимал меня, так что это длилось недолго.
Любимый встал передо мной на одно колено.
— Сейчас тот момент, когда невесте обычно дарят кольцо, но у тебя оно уже есть.
Я посмотрела на свою руку. После нашего разрыва я не сняла кольцо, потому что это вызвало бы подозрения. Потом, когда мы снова сошлись в день выборов, оно все ещё было на мне.
— Я подумал купить тебе другое кольцо, потому что это могло ассоциироваться с фейковой помолвкой, но потом понял, что не хочу, чтобы у тебя было какое-то другое кольцо. Это кольцо символизирует день, когда мы впервые стали парой, даже если это было не по-настоящему. С того дня моя любовь и восхищение только продолжали расти. Тот, кто никогда не считал себя способным на любовь к одной женщине, нашел мир и спокойствие в моногамии. Я исследовал потерянную часть себя, и ты оказалась единственной женщиной, которая смогла сделать меня цельным. Я не могу представить, что проведу остаток жизни с другой женщиной.
Мое сердце пустилось в такой сумасшедший галоп, что я испугалась, не вырвется ли оно из груди. Спектр эмоций, прошивающих меня, был и вправду подавляющим. Мгновение, о котором я мечтала, стало реальностью — Баррет опустился на одно колено и делал мне предложение.
— Эддисон, ты выйдешь за меня замуж?
Я не знаю почему, но в тот момент, я могла прошептать только одно.
— По-настоящему?
Баррет искренне, с любовью улыбнулся мне, затем кивнул головой.
— По-настоящему.
— Да, да, ДА! — выкрикнула я.
Баррет едва успел подняться, когда я бросилась в его объятия. Закружив меня, он прижался ко мне губами, а я вложила в этот поцелуй все свои чувства. Если бы я сейчас умерла, то умерла бы невероятно
Хоть я и продрогла до костей, все равно хотела, чтобы мы провели остаток ночи в объятиях друг друга. Но время уходить, чтобы появиться на следующем балу наступило слишком рано. В течение следующих пяти часов мы отстрелялись на последних официальных балах, а потом заскочили на две приватные вечеринки. Словно день итак уже не был волшебным, из-за предложения Баррета появилось такое чувство, будто я летала в облаках.
К тому времени, как мы вернулись в Белый дом, на часах было уже больше четырех утра. Поднявшись на лифте в административное крыло, мы, рука об руку, прошли по Центральному коридору к нашим спальням. Когда добрались до Восточного зала заседаний, Баррет притянул меня к себе. Поскольку недалеко от нас расположился пост спецслужб, Баррет наклонил голову, чтобы прошептать мне на ухо,
— Хочешь чем-нибудь заняться в спальне Честного Эйба? (прим.: Честный Эйб — одно из самых известных прозвищ Авраама Линкольна)
Рассмеявшись, я откинула голову назад.
— Ты же это не серьезно.
— О, я очень серьезен, — Баррет покрутил своими бедрами, и я почувствовала, что его член подтверждает всю серьезность. — У меня есть постановление об освобождении вас от трусиков.
— Ты не можешь так унижать Манифест об освобождении рабов, — с негодованием прошипела я.
Баррет хихикнул.
— Я знал, что смогу задеть тебя, а я так завожусь, видя тебя раздраженной, — он подмигнул мне. — Кроме того, я уверен, что Эйб простит меня — братский кодекс и все такое.
Оттолкнув его, я наставила на Баррета палец.
— А я уверена, что высокие моральные стандарты Эйба не потерпят того, что мы разделим кровать, будучи неженатыми, несносный мальчишка.
— Знаешь ли ты, сколько неженатых людей занимались подобным под этой крышей?
— Уверена, слишком много, чтобы сосчитать.
Баррет уткнулся носом в мою шею, его дыхание опалило кожу.
— Теперь мы помолвлены, это же должно что-то значить.
— Я знаю, но… — зарычав, Баррет наклонился, схватил меня под колени и перебросил через плечо. — Поставь меня на ноги, ты, пещерный человек!
— Само собой, я поставлю тебя — только на мою кровать, где ты и должна быть.
Затем он хорошенько шлепнул меня по заднице и этот звук разнесся по пустому коридору.
Я протестующе вскрикнула, когда Баррет понес меня в направлении спальни Линкольна. Когда осторожно бросила взгляд через плечо, то увидела агента спецслужб и его сжатые губы — выглядело так, словно он очень сильно старался не рассмеяться.
Баррет открыл дверь и захлопнул ее ногой. Гнев был мгновенно забыт, когда меня накрыла важность того места, где я находилась — это была спальня одного из наших величайших президентов. Конечно, в реальности Линкольн никогда здесь не спал, но это был его кабинет. Это была его мебель.