Канон Смерти

Плотникова Александра

— Получается, что да, — согласился Рейнар. — Низкий такой гул, до костей пробирает.

— Тогда считай, что тебя выбрали. Каждый слышит по-своему…

«Интересно, Кхайнэ тоже вот так вот сообщили об «избранности»? И как далеко он их послал?» — подумалось даэйру.

Не хотелось брать на себя какие-то непонятные обязательства. Тем более потому, что так решила слепая сила, которой до личности Рея никакого дела нет.

— Страж сказал, что я не подхожу, — рискнул усомниться он. — И что оружие только затем, чтобы Жнецы не наглели.

— Он знает о Смерти куда больше нас, и я склонен думать, что он прав. Смотри, вот здесь сказано о твоем оружии, — прокашлявшись, Равьен прочел отрывок, переводя его

с птичьего на общий: «Есть основания полагать, что некоторые артефакты Колонн гораздо древнее них самих, хотя никаких письменных подтверждений этому не сохранилось. К таким артефактам стоит отнести и копье Смертоносцев, поскольку его внешний вид и свойства резко отличаются от прочих и наводят на мысли как о попытках создания точных копий с него, так и об использовании самого принципа работы этого оружия при создании иных артефактов Колонн. Так, помимо специфических стихийных свойств, как то: возможность проецироваться в нематериальном мире, воздействовать на сущности и духов, поглощать, аккумулировать и проводить некроэнергию, исполняя функции магического жезла или посоха, по желанию владельца это оружие может само создавать собственные вариации, предназначенные исключительно для доверенных лиц. Попытки реализовать этот принцип с другими артефактами привели лишь к частичному успеху — утрачен ряд особенностей энергетической структуры, что привело к уменьшению вариативности, гибкости, а также к некоторой дестабилизации…» Ну, дальше эта заумь тебе не нужна. Смысл в том, что, возможно, это вещь Повелителя Мертвых, от которого на Колесе остался только образ Смерти, приходящей за живыми. Катакомбы, в которых ты был, вероятно, относятся к периоду его жизни. Информация о них всплыла недавно и известна только нам, ближнему кругу Кхайнэ.

Рей помолчал, раскладывая в голове и осмысливая сказанное. Никакого восторга от прикосновения к тайнам древности не ощущалось, скорее непонимание, что с этим знанием теперь делать. Полезного — только информация о свойствах глефы, остальное казалось набором ничего не значащих умных фраз. И все вместе оставляло стойкое ощущение, что он поневоле ввязывается туда, куда ему совершенно не надо, в какую-то таящуюся под красивой светлой поверхностью озера черную болотистую муть. Разговор стал тягостным, хотелось уйти, и лучше подальше, на воздух.

— А сейчас ритуалы проводятся?

— Редко. Круг не полон, Кхайнэ работает один.

Равьен смотрел на сидевшего перед ним молодого даэйра, ребенка с мрачным взрослым взглядом и почти взрослым телом, и невольно ежился. Он с большим удовольствием предпочел бы не рассказывать Рею вообще ничего, оградить от Хранительского ярма, которое — пернатый это чуял, знал, невзирая на скрытность Кхайнэ! — медленно убивает его младшего приемного сына. Но у того гибкий, изворотливый разум; как и полагается истинному коту, он всегда падает на все четыре лапы. Его все же готовили, учили. Но взваливать эту ношу на ребенка, пусть и повзрослевшего излишне рано вот так, сходу, не сегодня-завтра, просто потому что других кандидатов нет…

Это варварство. Бессмысленное и беспощадное.

Ему влюбляться надо, а не думать о Смерти! Влюбляться, как умеют только дети — чисто и искренне. Но способность любить у него, похоже, отбили, а спроси про сверстников — так он взглянет на тебя как на идиота или рассмеется безо всякого веселья в голосе. И вроде бы доброжелателен взгляд червонно-золотых глаз и не холоден, но…

Их обладатель всегда держался сам по себе. Слушал и слышал, водил приятельские отношения с легионерами, впитывая их рассказы как губка. Но не доверял. И тому же Равьену оставалось только догадываться, что творится у даэйра в душе.

— Приступим к практике?

Готовность и кивок. Рей встал с кресла, опустился на пол на пятки, разложив веера крыльев, прикрыл глаза, отсекая мешающий внешний мир. Красивое лицо разгладилось, приняв отрешенное выражение, уши чуть повернулись, готовясь внимать наставнику.

Равьен учил его общим навыкам, работе с собственной аурой и телом, базовым приемам, которые не зависят от склонностей и Даров. Учил чуткости. Каким бы взрослым ни выглядел Рейнар, чего бы не требовала от него ситуация — впереди еще долгие годы учебы.

— Сосредоточься на своем магическом ядре, — мерно заговорил ирлерр, садясь напротив и вручая юноше крупный рубин из шкатулки на столе. — Слей его запас в этот камень насколько сможешь. Ты должен уметь осознанно действовать и не падать в обморок, даже если резерва у тебя почти нет.

Рейнар глубоко вдохнул, выдохнул, и сложенные лодочкой ладони, в которых лежал камень, наполнились едва заметным нутряным свечением. Сила потекла в камень, но часть ее рассеивалась в пространстве.

— Постарайся точнее управлять тем, что ты отдаешь. Не позволяй энергии рассеиваться зря. Этот камень будет тебе рабочим накопителем.

Юноша нахмурился и послушно попробовал уменьшить поток, направить его точно в камень. Упражнения на раскачку они проделывали ежедневно с начала занятий: сперва Равьен сам вытаскивал из ученика почти все до капли, потом заставил самостоятельно избавляться от «лишней» энергии и снова набирать ее, теперь требовалось усложнить задачу до осознанного управления. Плазменные шарики Рей создавал легко, почти на инстинктах, выбросы пламени получались естественно, от вспышек раздражения и гнева, а вот с осознанным управлением чистой энергией дело обстояло пока не очень. Равьен собирался по мере возможности учить юношу всему, что тот был в состоянии понять — от основ самоисцеления и контроля собственного тела до основ артефакторики. Не всю ведь жизнь сидеть под опекой Легиона, и кто знает, что пригодится мальчишке в жизни.

Текли минуты, камень понемногу начинал светиться, на лице Рея отразилось напряжение, а до того спокойно лежавшие крылья подергивались, сжимая и разжимая пальцы. Cтановилось трудно контролировать поток. он выворачивался, словно намыленная туго натянутая веревка из пальцев. Но Рей упрямо продолжал до тех пор, пока сияние ладоней не погасло, оставив кроваво пылающий рубин, а тело не повело. Даэйр уперся в пол крылом, выровнялся. Кончики пальцев дрожали.

Равьен придержал его, помог пересесть в кресло.

— У тебя хорошо получается, — похвалил он. — Это как с отжиманиями — чем больше делаешь, тем легче и тем сильнее становишься. Спешить нам некуда.

А когда Рейнар пришел в себя, они снова беседовали, и было много самой разной теории и задачек. К вечеру голова пухла от бесконечных: «подумай, как можно этого добиться» и «даны такие-то условия, какие выводы ты можешь по ним сделать?»

На свежий воздух он выбрался с восторгом. И сильный порывистый ветер, забиравшийся под одежду холодными пальцами, только взбодрил, прибавил сил. Рей забежал на кухню, выпросил у повара половину вареной курицы и, обернувшись, помчался к знакомым скалам на четырех лапах, иногда подпрыгивая и подлетая. Он стал проворен как ящерица, прекратил путаться в конечностях, взбираясь по узким тропинкам, и крылья вроде бы даже удерживали его в воздухе некоторое время, но надолго взлететь не давали. В двуногом виде пришлось сперва осваивать не полет а левитацию, зависания с приземлением на ноги так, чтобы их не переломать — все же, лапы для этого приспособлены лучше. Ежевечерне после основных занятий Рей оборачивался и забирался в горы на своих четырех, всеми возможными способами заставляя крылья работать. А вот сегодня, похоже, придется пренебречь. Ничего, зато завтра тренировка будет вдвое длиннее, в счет сегодняшнего прогула.