Капище (Чечня-1996)
Шрифт:
Меня в Молдавии научили. На стакан воды - холодной, ледяной, наливаешь тридцать-пятьдесят граммов сухого красного вина. И жажда отступает. Эх, хорошо! Хорошо, чтобы так все получилось!
За спиной раздались тихие шаги. Я обернулся. Андрей шел ко мне, потирая глаза.
– Чего не спишь? Во сне образуется гормон, который восстанавливает силы. Не подумай, что я такой умный, это в одной передаче случайно увидел. Иди спи, тебе поправляться надо.
– Я боюсь спать. Нам не давали спать. От этого сходишь с ума. Тебя не кормят, бьют почти постоянно, не дают спать. В яму, в которой
Мы молча стояли и курили. Андрей меня вырвал из моей мечты. Так хорошо было, а теперь надо возвращаться к реалиям. Бандиты, разведки, раненые, смерть. Очень хочется в этот домик к камину в кресле-качалке, и пусть все проносится мимо меня. Мой дом - моя крепость. Я понял только сейчас смысл этой фразы.
В принципе, по большому счету, какой ерундой мы занимаемся, и тратим всю свою жизнь на все эти погони, шпионаж, контршпионаж, жуликов, подставы, провокации. Онанизм, а не работа, а жизнь никуда не годится. Нужны лишь две вещи - здоровье и деньги. Все остальное - шелуха луковая. Ну и, конечно, друзья.
Хотя тебе, Леха, уже тридцать годов, а где твои друзья? Много ли ты их нажил за всю жизнь? Нет. Друзей нет, жены нет. Дочь считает тебя монстром. И квартира для тебя только место, где ты спишь, иногда приводишь к себе женщин, которых ты не любишь, и ждешь от них лишь одного.
Ну вот, сам себя загнал в угол. Дерьмо! Я со злостью выбросил сигарету на улицу и сплюнул вслед. А так хорошо начиналось! А потом пришел Рабинович и все испортил. Анекдот, да и только! Пришел поручик Ржевский и все опошлил!
Мы молча стояли. Андрей тоже молчал. С ним надо что-то делать. Без психического здоровья нет физического, а вот как подлечить его нервную систему? Можно попробовать тот курс, что мне прописывали. Название препаратов я помню. Сосудорасширяющие, успокаивающие. Проще всего посадить его на легкие наркотики типа марихуаны, но не хотелось. Тогда мозги вообще могут съехать. Не стоит. Завтра же схожу в аптеку и наберу всего, что вспомню. Уколы тоже неплохо, но я их делать не умею. Это же не тюбик с промедлом - в любую мышцу коли на здоровье, тут надо по-другому. Как - не знаю.
Можно было бы и не стараться, я же выполняю свою работу. Доставил Андрея - заработал деньги. Слупить бы с них еще тысяч тридцать долларов. Жадные, не дадут!
– Что делать, Андрей, будем? Так ты совсем с ума сойдешь. Посттравматический синдром, так, кажется, называется?
– Так. Не знаю. Меня всего как бы выворачивает наизнанку. Боюсь замкнутого пространства, боюсь темноты, боюсь всего. Прямо не человек, а затравленное животное.
– Это чеченцы умеют делать. У них это на конвейер поставлено, прямо как государственная политика. Рабовладение - государственная политика накануне 21 века. Все повторяется в этой жизни, истории, только на новом витке спирали.
– А ведь мы им привезли гуманитарную помощь! И вляпались во все это!..
– Андрей тяжело вздохнул.
– Пойдем выпьем, коли я все равно не могу заснуть, так хоть отвлечься.
– Пойдем. Расскажи, как все было. И вообще про себя немного.
Мы сели за неубранный стол, я достал свою бутылку вина. Не убрал в холодильник, придется пить теплое. Понюхал, нормально, пойдет.
– Леха, давай молча выпьем. Помянем тех, кто не дошел со мной. Ты их не знал, но поверь, это были очень достойные люди. Тебе было бы интересно с ними пообщаться. Неординарные личности. Давай за них.
– Давай!
– мы выпили молча, стоя.
– Рассказывай.
– Откуда начинать?
– С мая 1992. Тогда наши дороги разошлись, а сейчас вновь переплелись. Забавна человеческая судьба. Кстати, дети есть?
– Есть. Двое мальчишек. Иван и Сергей. В честь дедов назвали. В честь моего отца и отца жены. Правда, у них сейчас другие имена. Пойми правильно...
– Да хрен с ним. Понимаю, иначе нельзя было.
– Вот именно, нельзя.
– Как-то не по-еврейски.
– Что ты заладил - еврей, не еврей! Я - наполовину русский. Мать русская, отец тоже наполовину еврей. У жены батя украинец, а мать - еврейка. Девичья фамилия матери Хомайко. Так кто мои дети? Евреи? Мы их учим трем языкам: русскому, украинскому и ивриту. Там - Вавилон. Смешение рас и народностей. Как в России: от чисто нордической внешности до азиатской - и все русские. Там то же самое. От негров до норвежцев - все евреи. Так что мы во многом похожи. Россия и Израиль - братья навек! Смешно, правда?
– Ладно, рассказывай.
– Помнишь, как в мае 92-го мы все дружно драпали из Молдавии?
– Андрей перестал глотать слезы и сопли, "дальние" воспоминания вытеснили "ближние".
– Нас тогда всех объявили военными преступниками, и оставаться в Кишиневе было бы глупо и самоубийственно, - я сделал большой глоток вина, затянулся сигаретой.
– Я, как и многие, бросил там квартиру со всем нажитым барахлом. Потом начинал с нуля. Как после пожара.
– Ты эвакуировался куда?
– Сначала до Москвы, затем в Челябинск, потом - Новосибирск, Омск.
– А я сначала в Одессу, потом в Киев перевели. Поступил на службу в украинскую армию. Но там уровень антисемитизма был такой, что пришлось срочно увольняться.
– Ты что, серьезно? В хреновой Советской армии было всем все равно, какой ты национальности, главное, как служишь. Конечно, не без зубоскальства, но национализма не было. Помнишь старую песенку:
"Кто не знает пятый батальон?
По всему Союзу ездит он,
грузит ящики в вагоны, тормозит на перегонах,
водку пьет, ворует на ходу.
В нашем батальоне все равны:
Русские, евреи и хохлы!.."
– Помнишь, Андрей? По-моему эта пошлая курсантская полублатная песенка отражала всю суть национальной политики. Пофигу, кто ты, - будь настоящим мужиком!
– Помню. У нас в батальоне офицеры и прапорщики были и болгары и молдаване, и украинцы, гагаузы, грузин, турок, татарин, я - еврей, русские, конечно. Подтрунивали, не без этого, друг над другом. Часто называли наш коллектив "Ноевым ковчегом". Но никто не позволял оскорблять другого по национальному признаку. В украинской армии было совсем иначе. Кроме как "жид" я ничего другого не слышал. Помнишь же как я работал на аппаратуре? Или я хреновым командиром был, Андрей?