Капитализму в России не бывать!
Шрифт:
В пику российским изоляционистам их клонированные близнецы в бывших национальных республиках не менее громко кричали о том, что Россия всегда грабила их, высасывала все соки, обрекала на прозябание. При этом они и тогда, и потом, до самого последнего времени, всегда смотрели в практическом плане на Россию как на источник получения выгод и прибытков…».
Правильно пишет генерал, забыв только добавить, что Ельцин не сам додумался до идеи выхода России из СССР и перехода к экономическому изоляционизму, а воспользовался давними наработками «Русской партии».
Поскольку Горбачёв был сторонником сдачи СССР целиком в кабалу Западу, для него такой поворот событий был равнозначен катастрофе. Ельцин же, уверовавший в то, что СССР — это империя зла, как и в то, что век империй вообще миновал, воспринимал происходящее как исторически предопределённый и неизбежный процесс.
На короткий срок Ельцин стал русским буржуазным националистом промонархического толка, и его «демократическое» окружение, для которого главной задачей было сокрушение Советской власти и разрушение СССР, охотно приняло эту игру в «российский суверенитет». Ельцин сам называл себя «царём Борисом Первым» (видимо, не зная, что в России уже был царь Борис Годунов). Но, разумеется, эта игра не могла продолжаться долго, а августовский путч 1991 года ускорил её развязку.
ГКЧП — последний раунд дуэли Горбачёва и Ельцина
В середине августа врачи нашли у меня предынфарктное состояние и отправили в больницу, где в двухместной палате вторая койка оставалась свободной. 19 августа, в праздник Преображения Господня, к моему удивлению, не было утреннего обхода врача, не заходили и медсёстры. Лишь перед обедом меня пришли навестить мои заместители по Союзу духовного возрождения Отечества. Они поразились тому, что я не знаю о случившемся в стране, — о создании Государственного комитета по чрезвычайному положению. Мы обсудили сложившуюся ситуацию и приняли заявление нашего Союза, которое через час было направлено в адрес ГКЧП. Потом я кое-как добрался до холла, где стоял телевизор, но там пока ещё показывали «Лебединое озеро».
Дальнейшее развитие событий — «стояние» сторон у Белого дома, торжество Ельцина, его речь на похоронах трёх несчастных жертв «путча», — носило какой-то опереточный характер.
Лично я убеждён, что сценарий «путча» в общих чертах был разработан совместно Горбачёвым и Ельциным, но каждая сторона разыгрывала его в своих интересах, рассчитывая переиграть партнёра.
Сами обстоятельства путча вряд ли стоит описывать, большинству наших современников они хорошо известны.
Горбачёв, зайдя в тупик в своей разрушительной деятельности и видя реальную опасность потерять власть, нашёл выход в создании декоративного «Нового СССР». При этом он рассчитывал занять невиданное в истории высокое положение — стать президентом не одного, а сразу нескольких независимых государств (правда, если бы он был более образованным, то знал бы, что формально и США представляют собой союз независимых штатов). С этой целью он готовил подписание нового Союзного договора. Власть Центра при этом становилась почти символической, зато пост президента сохранялся. Обсуждали проект договора Горбачёв, Ельцин и Назарбаев, которого прочили в премьер-министры нового Союза. Ельцин и Назарбаев настаивали на увольнении в отставку премьера Павлова, председателя КГБ Крючкова, министра обороны Язова и министра внутренних дел Пуго. Этот их разговор был записан КГБ, и Крючков прокрутил плёнку перед своими будущими соратниками по ГКЧП. Якобы это и толкнуло путчистов на выступление.
В действительности разговоры о введении чрезвычайного положения велись и раньше, и Горбачёв ничего против этого не имел. Ему нужно было не просчитаться и занять такую позицию, при которой он при любом исходе дела оказался бы в выигрыше и в положении судьи. Поэтому он отбыл в отпуск, предоставив вице-президенту, премьеру и ключевым министрам свободу действий. Он знал, что путчисты не жалуют Ельцина, который стал для Горбачёва какой-то карой небесной. Что бы ни случалось в стране плохого в последнее время, Горбачев говорил: «Во всём виноват Ельцин» (как позднее Ельцин скажет: «Во всём виноват Чубайс»). Если в его отсутствие заговорщики уберут Ельцина, это будет великолепно, а он тут ни при чём. Если же они провалятся, он явится как хозяин, разгневанный на своих нерадивых слуг. В обоих случаях Горбачёв должен был оказаться в выигрыше.
Но и для Ельцина годы борьбы с коварным Горбачёвым не прошли даром. Он тоже овладел искусством интриги, а мальчиком для битья не был никогда. А в искусстве улавливать злобу дня, дух времени ему вообще тогда не было равных в правящих кругах. И он внимательно следил за развитием событий, чтобы повернуть их ход в свою пользу.
Итак, 19 августа страна проснулась, имея во главе ГКЧП при якобы больном Горбачёве. Если бы члены ГКЧП приняли решения о наведении порядка в стране, понятные народу, предупредили, что Горбачёв вёл дело к реставрации капитализма, им была бы обеспечена мощная поддержка. Но для этого надо было прямо осудить антинародную политику Горбачёва, показав её сущность, а они заявили, что действуют по его поручению и лишь на время его болезни. Кто же стал бы выступать в их поддержку, жертвовать жизнью ради приспешников ставшего уже всем ненавистным Горбачёва?
Ельцин только что прилетел из Алма-Аты. Путчисты, объявив о создании ГКЧП, не знали, что им делать дальше, никакой программы действий во благо страны они не имели. Ельцин, объявив путч незаконным, в отсутствие Горбачёва оказался самым высоким должностным лицом в Москве. Хотя в намётках планов путчистов было намечено интернирование Ельцина и ряда его ближайших сотрудников, они не решились осуществить свой замысел, зная о том, как популярен Ельцин именно в Москве. По приказу Язова в Москву вошли танки, однако какую задачу они должны выполнить, было неясно.
«Демократы», эти выразители интересов нарождавшейся «советской буржуазии», сочли путч самым подходящим временем для взятия власти, используя Ельцина как орудие. Началась эпопея с «защитой Белого дома», когда либерально настроенная публика окружила дом правительства баррикадами и, щедро подкармливаемая и подпаиваемая толстосумами, демонстрировала свою готовность противостоять нападению, когда на неё никто не нападал.
Ельцину было важно прикрыться именем Горбачёва в своём противостоянии путчистам. Поэтому, как только установилась связь с отдыхающим президентом, Ельцин сказал ему, как он рад, что Горбачёв жив и здоров и что они с нетерпением ждут его. На самом деле он понимал, что с провалом путча, в котором замешаны самые близкие к Горбачёву государственные деятели, президент СССР окажется беспомощной марионеткой, которой он, Ельцин, может управлять, как пожелает.
Путчисты не нашли ничего лучшего, как отправиться на поклон к Горбачёву. Оттуда они вернулись уже в качестве сидельцев следственного изолятора.
Горбачёв, прибывший в Москву, выглядел совершенно беспомощным, каким он и на деле оказался. Теперь Ельцин мог отыграться на своём противнике за все прежние унижения. И делал он это настолько откровенно, что вызвал возмущение у Буша, по-прежнему симпатизировавшего «своему другу Горби». По словам Н.Леонова, прямо в ходе заседания сессии Верховного Совета РСФСР под улюлюканье в одночасье ставших яростными антикоммунистами депутатов Ельцин подписал указ о роспуске КПСС. Вызванный на сессию Горбачёв, попытавшийся защитить социалистические ценности, был ошикан. И Секретариат ЦК послушно принял решение о самороспуске, предоставив партийным организациям самостоятельно решать свою судьбу.
Горбачёв номинально ещё оставался президентом почти уже не существовавшего СССР. Но 24 августа Верховный Совет Украины принял акт о государственной независимости этой республики, за ней последовали и другие республики. «Но всё-таки, — пишет Н.Леонов, — все поглядывали на пример России, которая стояла во главе всей борьбы с Центром и его структурами». А Ельцин ещё с середины ноября вёл секретные переговоры с главами Украины и Белоруссии Кравчуком и Шушкевичем о совместных действиях по ликвидации Союза и окончательному устранению всем надоевшего и всем мешавшего Горбачёва. Сговорившись, они встретились в Беловежской пуще.