Капитан Брамы
Шрифт:
— Точилки-молотилки, — ответил Филька, вынимая из-за пазухи топор, — не зря мы сегодня грозному царю молились. Кто там? Демон?
— Не знаю, бра-а-т. Может, демон, а может, и челов-и-ек. А может, и большой гри-и-иб.
— Неужели гри-и-иб, — разочарованно сказал Филька.
Гномы не спеша двинулись вперед. Вскоре стало ясно, что это точно не гриб и не демон. Это человек. В широкополой шляпе на голове: именно шляпу они и приняли за шляпку гриба.
Человек сидел неподвижно, скрестив ноги, словно в полудреме. Но как
А вдруг бесовское наваждение? Вдруг это и не Пастух вовсе? Вдруг это демон в его образе.
Тимошка выставил свой топор в сторону Пастуха:
— Кто та-аков? — грозно вопросил он.
— Какого духа? — добавил Филька.
— Отрекаешься ли от сатаны и всех а-а-ангелов его и дел его? — продолжил Тимошка.
Пастух только снисходительно улыбнулся, так, как улыбаются взрослые дяди несмышленым детям, на их шаловливую игру.
— Приветствую сынов земли, — сказал он и, приподняв кончиками пальцев шляпу, добавил укоризненно — что ж вы старого Пастуха не узнаете?
В ответ Филька шагнул вперед и угрожающе выставил топор:
— А вот я те-е-бе шею сейчас топориком-то поглажу! Будут те-е-бе сыны земли. Мы не бесы! Мы дети а-авве-е Васи-илие. Мы воины!
— Но, но, — Пастух предостерегающе поднял руку, в голосе его появились металлические нотки. — Опусти топор, воин. Именно к вашему авве Василие я и иду. И он будет очень недоволен, если со мной что-то случится.
Филька опустил топор и сделал шаг назад. Тимошка задумчиво теребил бороду. Гномы думали. Наконец, Тимошка сказал:
— Почем нам знать, что ты тот са-а-амый Пастух. Ты от сатаны отрекаться не хочешь. Зна-а-ачит враг нам!
— Так что мы еще, бра-а-ате, думаем, — вскричал вспыльчивый Филька и снова занес топор. — Я сразу в духе понял, это даже не чело-виек, это гри-и-иб, это бесовское наваждение. Каза-аб-дуб его по шее и идем дальше!
— Царь грядет! — Вдруг громко сказал Пастух.
Гномы опешили. Опустили топоры, заулыбались.
— Чего ж ты сразу не ска-азал заветные слова? — вопросил Пастуха Тимошка.
— А вы и не спрашивали… Ладно, помогите подняться старику. Вы в монастырь? Тогда нам по пути.
Пастух и гномы тронулись в сторону катакомбного монастыря.
— А ведь вы могли меня зарубить. Или как там у вас, каза-аб-дуб, — сказал гномам Пастух.
— Прости, бра-а-ате, наш грех не смирения, — ответил Филька.
А Тимошка добавил, — а-а-вве-е Васи-илие говорит: лучше лишний раз зарубить, чем впасть в сети вражьи и погибнуть и ве-е-ечно в геенне гореть. Он нас и бла-а-агословил найти и убить лесных демонов.
— А а-а-авве Васи-и-лие благословляет сам страшный и ослепительный а-а-ангель, — пояснил Филька.
Отражение Рая
Дорога, по которой мы уже не первый час шли, вновь повернула, огибая резко оборвавшийся отвесный склон холма. Мы очутились прямо перед титанической аркой, перекинутой от одного края холма к другому. Арка была полупрозрачной и серебристой. Больше всего она напоминала необычную, по цвету, радугу, что вот-вот растает без следа.
Дорога устремлялась к арке, проходила под ней и… исчезала, расплываясь в золотисто-синеватом мареве. Все, что находилось по ту сторону (а именно там вершина, до которой оставалось совсем чуть-чуть), было похоже на колышущуюся золотисто-синеватую дымку, в которой ничего не разглядеть.
Невидимая преграда простиралась от вершины арки и до земли. Мы с отцом Иваном невольно замедлили ход. Но Пестрый и Капитан как ни в чем не бывало, не сбавляя хода, летели прямо под арку. Когда до преграды осталось пару шагов, страж, шедший впереди всех, обернулся и радостно воскликнул:
— Пришли! Смелее, друзья-человеки! Шагайте за мной!
Он просвистел какую-то короткую песенку на своем птичьем языке и скрылся в желто-синем мареве. Шедший следом за ним Капитан остановился, поджидая нас и, видимо, желая приободрить. Но приободрять никого не пришлось. Отец Иван вдруг резко ускорил шаг.
— Живый, в помощи Вышнего [12] ! — громко воскликнул он и скрылся вслед за Пестрым в золотом мареве. Вслед за ним «нырнул» я. Даже машинально задержал дыхание. Однако никакой преграды не почувствовал.
12
«Живый, в помощи Вышнего» — первые слова 90 Пслама Давида на церковнославянском.
Завеса прежнего мира разошлась предо мной совершенно неощутимо, и я вступил в нечто совершенно новое. И это новое было настолько чистым, светлым и прекрасным, настолько родным, что радостно затрепетало сердце. А у души выросли крылья, и она устремилась навстречу тем, кто ее давно ждет и любит. И кого любит и ждет она…
Так я обнаружил себя стоящим на просторной зеленой лужайке. Рядом со мной был отец Иван, Пестрый и только что прошедший сквозь арку Капитан. А вот самой арки не было.
Вместо нее нашему взору открылся потрясающий, колоссальный по широте обхвата, но довольно унылый пейзаж. Мы молча стояли и смотрели на мир, из которого только что пришли сами, и этот мир казался нам миром теней.
Прямо под нашими ногами полого опускался склон холма. Местами на нем змеилась дорожка, по которой мы столько карабкались.
Над склоном холма как бы висела завеса света, словно идущий от вершины покров. Но чем ниже, тем завеса становилась все тоньше и тусклее, а мир серее.