Капитан Райли
Шрифт:
— Доктор Кирхнер, — едва сдерживая нетерпение, ответил он. — Вы даже не представляете, как я благодарен вам за то, что вы готовы рисковать жизнью, чтобы спасти моих соотечественников, но вы должны понять, я не могу остаться на «Пингарроне» и спокойно молиться, чтобы вам удалось обезвредить атомную бомбу, в существование которой несколько дней назад мы и поверить не могли. Я должен покрыть все возможные ставки. У вас вероятность обезвредить бомбу выше всех, и все же я пойду вместе с вами на случай, если нам останется только одно — отправить этот долбаный корабль на дно. Ясно?
Учёный немного помедлил,
— Поймите, Хельмут, — продолжил Алекс, чтобы окончательно убедить немца, — в любом случае, центром внимания будете вы, а я буду лишь еще одним агентом на борту. Когда они доберутся до цели, на берег высадятся не тридцать пять, а тридцать шесть агентов, и вся недолга.
— Тридцать семь, — поправил глубокий баритон Джека. — Нас будет тридцать семь. Я тоже иду с вами.
Хельмут скорчил зверскую рожу и бессильно закатил глаза к небу, всем своим видом говоря: «Не было печали, так черти накачали», а Райли повернулся к старпому.
— Не суетись, Алекс, — сказал галисиец, подняв руку и призывая капитана к молчанию. — Так или иначе, я пойду с вами. У меня те же самые доводы, что и у тебя, так что возразить тебе нечего.
— Ни за что, Джек, — ответил Райли, не обращая внимания на его слова. — Ты останешься на «Пингарроне» за капитана. Глупо и бессмысленно идти с нами и тоже рисковать жизнью. С нами ты или нет, какая разница, если в конце концов нам придется потопить «Деймос».
— Я же сказал, не суетись, — спокойно повторил Джек. — Ты не имеешь ни малейшего понятия, что произойдет на корабле, и, как знать, возможно, вам и пригодится моя помощь. К тому же, хоть я и родился в Испании, в душе такой же американец, как и ты, и эти люди не только твои, но и мои соотечественники, так что не тебе указывать, что мне делать, ясно? — серьезно добавил он и скрестил руки на груди.
Капитан «Пингаррона» отлично знал, что его старпом упрям, как мул, а потому понял, что ничто на свете не заставит его изменить решение. К тому же, может, старина Джек и прав, и его присутствие на «Деймосе» склонит чашу весов в пользу успеха.
— Ладно, Джек, это твое решение, — недовольно пробурчал Райли, в глубине души радуясь, что рядом с ним будет надежный боевой товарищ. — У нас осталось чуть меньше двадцати шести часов, — заметил он, посмотрев на наручные часы и деловито добавил. — Каковы наши координаты и скорость?
Жюли, будто очнувшись от сна, достала из кармана маленький блокнотик и стала перелистывать страницы, пока не нашла то, что искала.
— Тридцать шесть градусов и тридцать три минуты северной широты, — четким голосом объявила она. — Пятнадцать градусов и двадцать три минуты западной долготы. Мы находимся в четырехстах шестидесяти милях от точки назначения, — продолжала она, — а без ветра наша скорость вновь упала до восемнадцати узлов.
Алекс подвинул к себе карту Атлантики, при помощи угломера и угольника прикинул расстояние, постучал кончиком карандаша по столу, поцокал языком и объявил:
— Мы придём точно в срок.
— А все благодаря твоей идее с парусом. Во время шторма мы выиграли четыре или пять узлов, — ответила Жюли, и Алекс внимательно посмотрел на штурмана. — Если бы не парус, мы и близко к ним не подошли бы.
— Это будет слабым утешением, — проворчал он, не отрывая
49
Море успокоилось, и вода уже не грозила затопить трюмы. Штормовой ветер тоже утих, а потому парус спустили, и теперь не приходилось постоянно следить, чтобы не отклоняться с курса. Пользуясь случаем, экипаж «Пингаррона» снова разбился на вахты, чтобы все как следует отдохнули до того, как пробьет решающий час. Ночь и следующий день прошли относительно спокойно. Курсом два-восемь-ноль судно прокладывало путь среди предсмертных хрипов бури, оставляя ее позади. И все же до встречи с «Деймосом» оставались многие часы тяжкой работы.
К счастью, встреча намечалась ночью, под покровом темноты, а пока они держали дистанцию, поскольку так легче было скрыть плачевное состояние судна, а его вид мог пробудить ненужное любопытство и весьма щекотливые вопросы. Как бы то ни было, а от греха подальше они решили при помощи горелки срезать злосчастную дымовую трубу, чтобы хотя бы издали не было заметно, что она изрешечена снарядами, и покрасили в черный цвет потрепанную рулевую рубку, которая теперь больше смахивала на полуразрушенный шалаш. Вдобавок ко всему, боясь, что «Пингаррон» вошел в черный список кригсмарине, по обоим бортам на носу и корме на всякий случай закрасили две буквы в середине названия, переименовав его в менее героический «Пинг Рон». Все эти приготовления были направлены на то, чтобы обмануть капитана немецкого корябля в надежде удачно осуществить план Хельмута, не вызвав подозрений.
Вечер уже близился к концу, когда Райли наконец-то направился к себе в каюту.
Едва он вошёл в коридор, как дверь, ведущая в каюту Хельмута и Эльзы, открылась, и оттуда появилась немка. Очевидно, она только что вышла из душа, поскольку была обёрнута лишь в крошечное полотенце, мало что прикрывавшее. С ее мокрых волос капала вода, а босые ноги оставляли на полу маленькие следы.
— Добрый вечер, капитан, — улыбнулась она, сбрасывая полотенце и представая перед ним во всей первозданной наготе.
Он застыл как вкопанный, растерянно глядя из стороны в сторону; казалось, в голове у него взревела сирена, словно на судне начался пожар.
— Не волнуйся, — лукаво улыбнулась девушка, словно прочитав его мысли. — На этот раз нам никто не помешает.
Алекс скрестил руки на груди и глубоко вздохнул, понимая, что нет ничего хуже, чем оставить кого-то с носом.
— Зачем ты это сделала? — спросил он, хотя и так все было понятно.
Эльза пожала плечами.
— Разве это не очевидно? — спросила она.
Райли встряхнул головой, раздраженно вздохнув.
— Я думал, между нами уже давно все ясно.
— А вот я так не думаю.
— Черт возьми, Эльза... — простонал он, прикрыв веки с выражением глубокой усталости. — У меня в самом деле нет времени.
— Понятно... У тебя есть время, лишь когда у тебя в штанах чешется.
— Не смей так говорить.
— Отчего же, если это правда? — с вызовом спросила она. — Ты просто боишься, что она выйдет и нас увидит.
— Забудь о Кармен. Это касается только нас с тобой.