Капитан разведки
Шрифт:
– С одной стороны, вы правы, – Хват задумчиво ущипнул себя за мочку уха, – а с другой…
– Если хоть с одной стороны прав, то уже хорошо, – убежденно заявил генерал. – Пусть борцы за права человека о благоденствии всякой плесени радеют, а мы по старинке будем ее подчищать, по мере сил и возможностей. – Взгляд Васюры переметнулся на далекие облака, сделавшись скучным-прескучным. – Если не хочешь пачкаться, то садись на свой японский мотоциклет и скатертью дорожка. Искать и карать не стану. Слово офицера.
– Дорожка у меня одна, – вздохнул Хват. – Порой скользкая, порой кривая, а другой не знаю.
– Вот и ладненько, – обрадовался Васюра, сделавшись похожим на бодрого дедушку, уговорившего внучка сыграть с ним в шахматы партию-другую. – Тогда сейчас сварганим общими усилиями ужин, а за столом все и обсудим спокойно. Своих орлов по домам распущу, так что до завтрашнего утра ты, Миша, мне за ординарца будешь. Не возражаешь?
– Какие могут быть возражения, товарищ… Петр Ильич. – Получилось глуповато, и Хват не удержался от смешка.
Странное дело, но в присутствии грозного генерала ГРУ он не чувствовал уже ни малейшей скованности, напротив, ему казалось, что он знает Васюру с незапамятных времен, причем не просто как командира, а как старшего товарища, с которым можно не юлить, не подбирать правильные слова и не притворяться кем-то другим, чем ты являешься на самом деле. Еще больше освоился Хват с исчезновением генеральских охранников, которые, прежде чем отбыть восвояси, смерили чужака одинаково тяжелыми, предупреждающими взглядами.
В ответ Хват сделал им ручкой и независимо отвернулся.
Проводив «племяшей», генерал поманил его пальцем, показал, где находится кухня, а потом распорядился:
– Значит, так, гость дорогой. Баклуши здесь бить не принято. Ты чистишь картошку, я готовлю салат, а потом садимся за стол и беседуем на интересующую нас обоих тему. За знакомство можно было бы и по чарочке опрокинуть, но мои оглоеды вчера последнюю бутылку приговорили, ты уж не обессудь.
– Я мог бы сгонять на станцию, – неуверенно предложил Хват, – но не оставлять же вас одного.
– Тут по соседству есть, кому за стариком приглядеть, – скупо усмехнулся Васюра, бросив быстрый взгляд в сторону слухового окна соседской крыши.
– Тогда я поехал? – оживился Хват, ненавидевший возиться с приготовлением пищи.
– Как знаешь, но картошка все равно за тобой.
– Честно говоря, я предпочитаю в «мундирах». Милое дело. Поставил вариться, и никаких забот.
– Все-таки тебе близок метод Наполеона Хилла, – вздохнул Васюра. – Мужчине, которому лень даже картошку почистить, самое место на диване, кверху пузом, а не в спецназе.
Вместо того чтобы вступить в полемику, Хват выскользнул во двор, проворно оседлал «Ямаху» и теперь, гоняя трескучий двигатель на холостых оборотах, лишь улыбался и пожимал плечами. Он терпеть не мог критику в свой адрес и пускался на любые уловки, чтобы не слушать ее. Включал телевизор, заводил мотоцикл, притворялся спящим. Вот и сейчас докричаться до него было невозможно.
– Ты, никак, решил увильнуть от работы? – возмутился стоящий на крыльце Васюра.
– Что вы сказали? – проорал Хват, прикладывая ладонь к уху. – Ничего не слышу. В общем, вы пока начинайте, а я поехал. Кстати, если вам не нравится вареная картошка, то ее можно пожарить. Впрочем, решать вам.
С этими словами Хват отсалютовал опешившему от такой наглости генералу и, заложив крутой вираж, унесся прочь, оставив на память о себе голубоватый дымный след, протянувшийся через двор к распахнутой калитке. Он даже не подумал притормозить, проскакивая между железными столбами, хотя умудрился не зацепиться за них.
– Лихач, – проворчал Васюра шальному мотоциклисту вслед. – Бездельник и повеса, каких мало. В точности, как я в его годы. Эх, молодость-молодость…
Не договорив, Васюра махнул рукой и отправился в погреб за картошкой, которая без него так и осталась бы нечищенной.
Ночь выдалась по-летнему теплая, но камин все-таки растопили, потому что после обильного ужина обоим захотелось посидеть возле огня. Старинные кожаные кресла в генеральском доме стояли – не чета нынешним, чересчур мягким и податливым, как задницы большинства героев нового времени. За распахнутым настежь окном звучал несмолкаемый лягушачий хор, изредка заглушаемый истеричными возгласами какой-то ночной птицы. В кабинете уютно потрескивали дрова, плясали языки пламени. В изменчивом свете огня глаза обоих мужчин, старого и молодого, поблескивали одинаковым янтарным блеском.
– Про взрыв поезда я в курсе, – сказал Хват, – а второй теракт? Полковник Реутов обмолвился, что его совершили на военном объекте…
– Типун тебе на язык, – рассердился Васюра. – Смотри, накаркаешь. Совершили и пытались совершить – две большие разницы, как говорят в Одессе. – Поворошив кочергой угли, он продолжал уже обычным тоном: – Просто работал один бритоголовый на секретном заводе… Хотя какая сегодня секретность, к чертям собачьим, одно название. – Из-под кочерги вылетел целый сноп искр. – Короче говоря, взяли мы фашистика с поличным, с мобильником то есть, а дело повернули таким образом, чтобы ФСБ нос не совала. Одни спецы с ним разбирались, другие – с его трубкой.
– Разобрались?
– Конечно. Кололи фашистика по полной программе, до самой задницы. – Рука Васюры совершила рубящий жест. – Знал он, правда, немного, лишь командира своей пятерки назвал, а командир, не будь дурак, с восьмого этажа сиганул, когда за ним пришли.
Хват, все это время наблюдавший за огненной пляской в жерле камина, поднял взгляд:
– Насколько я знаю, за всем этим стоит профашистская организация «Феникс», с господином Антоненко в роли спонсора.
– Продолжай. Только коротко.