Капитан Сорвиголова

Буссенар Луи

Офицеры-шотландцы, в свою очередь, не могли понять, как это вдруг Жан Грандье, образованный и богатый человек, увлекся борьбой каких-то мужиков за независимость южноафриканских республик. Однажды Патрик, желая объясниться, со своей обычной прямотой спросил Жана:

— Вы ненавидите Англию?

— Нисколько. Англия — великая страна, вызывающая у меня чувство восхищения. Но сейчас она ведет несправедливую войну, и я вынужден сражаться против нее.

— Но это наше внутреннее дело: мы подавляем бунт в своей собственной стране — Британской империи.

— Отнюдь нет. Буры не являются подданными Англии, следовательно, их нельзя рассматривать как мятежников.

— Не будем играть словами, — возразил Патрик. — Южноафриканские республики находятся в сфере английского влияния, и мы считаем, что они составляют неотъемлемую часть королевских владений.

— Но, черт возьми, тут я с вами не согласен!

— Напрасно! Они наши на том же основании, что и Бечуаналенд [46] , и Родезия [47] , и Капская земля, и Англо-Египетский Судан [48] , и другие аннексированные империей территории. И разве буры — не дикари? Это тупые крестьяне, в массе своей безграмотные, отказавшиеся от благ современной цивилизации, нравственно и физически нечистоплотные, закосневшие в примитивных способах производства… Да, да, повторяю, дикари, вернее, белые, вернувшиеся к первобытному состоянию. Мы, англичане, ставим их не выше краснокожих, или арабов, или кочевников Центральной Азии…

46

Бечуаналенд — бывший протекторат Великобритании в Южной Африке (1885–1966), с сентября 1966 года — Республика Ботсвана.

47

Родезия — обобщенное название Северной Родезии и Южной Родезии, бывших английских колониальных владений в Южной Африке, на территории которых в настоящее время расположены независимые государства Замбия и Зимбабве.

48

В 1899–1955 годах Судан являлся английской колонией, до 1951 года формально находившейся под совместным управлением Англии и Египта, с 1956 года — независимое государство.

Сорвиголова вспыхнул, потом побледнел и готов уже был взорваться и выложить собеседнику начистоту свое возмущение, однако сдержался и, решив юмористически парировать этот выпад, ответил добродушным тоном:

— Но, милейший, буры пользуются электричеством, строят железные дороги, производят современное вооружение, имеют собственные типографии… Забавные дикари, не правда ли? Думаю, они неплохо выглядели бы и в Европе, хотя бы, например, в вашей Ирландии [49] , а?.. Что же касается главы этих «дикарей» — президента Крюгера, то князь Бисмарк [50] ставил его куда выше биржевых спекулянтов, этих вождей европейских сиу [51] . А Бисмарк разбирался в людях!

49

Намек на то, что в Ирландии, входившей в состав Великобритании, были сильны антианглийские, сепаратистские настроения.

50

Бисмарк Отто фон Шенхаузен (1815–1898) — германский политический и военный деятель, объединивший Германию.

51

Сиу — группа североамериканских индейских племен.

— О, Крюгер! Бесхвостая макака!.. Шут, еще более смешной и нелепый, чем его изображают карикатуристы!

— А буры находят, что он самый прекрасный человек в обеих республиках, как и вы, вероятно, видите в своей королеве Виктории самую прекрасную женщину Соединенного Королевства. Охотно присоединяюсь к обоим суждениям: старый бур и старая английская леди прекрасны, как полубоги, но каждый в своем роде.

Этот меткий ответный удар так точно попал в цель, что ни отец, ни сын не нашли слов для возражения.

После неловкого молчания полковник обрел наконец дар речи.

— Все это только слова, мой юный друг, — задумчиво произнес он, — одни слова. Война — страшная вещь, и тот, кто начинает ее, должен быть неумолим. Мой сын прав, буры — бунтовщики и дикари и как таковые подлежат уничтожению. Английские солдаты здесь вовсе не для того, чтобы миндальничать. Они сражаются за самое существование Британской империи, и последнее слово в этой войне скажем мы, хотя бы и ценой двухсот тысяч человеческих жизней и двухсот миллионов фунтов стерлингов!

Сорвиголова осознал на этот раз в полной мере всю пропасть, отделявшую его от джентльмена, только что обнажившего перед ним всю свою высокомерную, эгоистическую и жестокую душу английского аристократа. Возмущение, охватившее Жана, было столь глубоким, что голос его задрожал:

— Не говорите так, милорд! Посмотрите, как добры и человечны к пленным эти патриоты, которых вы хотите уничтожить. Они усердно ухаживают даже за вами, несмотря на то, что вы крайне безжалостно поступили с фермером Давидом Поттером.

— Это был мой долг как председателя военного суда, и я готов снова исполнить его хоть завтра.

— И снова приказали бы убить, фактически без суда и следствия, патриота и лишить семью супруга и отца только потому, что он защищал свою жизнь и свободу?

— Без колебания! В полном соответствии с волей ее величества королевы, желающей завоевать и окончательно присоединить к своим владениям обе республики.

Сорвиголова вскочил, чтобы дать решительный отпор, но чей-то крик, раздавшийся извне, остановил его:

— Ты больше никого не убьешь, английский пес!

Угроза была произнесена дрожавшим от ярости юношеским голосом, показавшимся командиру разведчиков знакомым. Очевидно, кто-то подслушивал их разговор, стоя за тонкой полотняной стеной палатки.

Сорвиголова, не сказав ни слова, поспешно вышел, чтобы выяснить, кто кричал, а заодно и прервать этот возмущавший его разговор.

— Не сердитесь же! — крикнул ему вдогонку Патрик. — Все это ничуть не относится к вам. Лично вас мы глубоко уважаем. А угрозы не боимся. Каждый в этом лагере отлично знает, как жестоко поплатятся за убийство герцога Ричмондского буры, находящиеся у нас в плену.

До капитана Сорвиголовы не дошел смысл последних слов. В ушах у него шумело, лицо пылало от негодования. Он машинально обошел вокруг большой прямоугольной палатки, но никого не встретил. Единственное, что обнаружил его острый взгляд, — это резко выделявшийся на белом полотне черный, словно нанесенный углем какой-то кружок. Возможно, то было старое, не замеченное раньше пятно. И теперь-то оно бросилось в глаза только потому, что, как показалось Жану, находилось у того места палатки, где размещались кровати полковника-шотландца и его сына. Жан не придал никакого значения этому открытию, оказавшемуся, впрочем, весьма существенным для герцога, которого ему не суждено было больше увидеть.

Вечером того же дня Сорвиголова с десятью молокососами ушел на ночное дежурство. С ними должен был идти и Поль Поттер. Однако юный бур, всегда добросовестно исполнявший свои воинские обязанности, почему-то не явился на перекличку.

Было около десяти часов вечера. Над обоими лагерями — бурским и английским — нависла тишина. Сквозь дымчатые облака мягко струился свет луны.

Внезапно из ложбины, подходившей чуть ли не вплотную к госпиталю, кто-то выскользнул безмолвной тенью и быстрым, решительным шагом направился к палатке, в которой спали полковник и его сын. Человек с винтовкой на плече шел босиком, вероятно, чтобы его не услышали. Оглянувшись и убедившись, что никто не следит за ним, он остановился у черного пятна, несколько часов назад привлекшего внимание капитана Сорвиголовы, достал из кармана нож и с бесконечными предосторожностями, не спеша, нитку за ниткой, стал разрезать толстую ткань. Когда образовалось отверстие, достаточное, чтобы просунуть сквозь него руку, он заглянул внутрь. Прямо напротив стояла тускло освещенная ночником кровать, покрытая клетчатой материей, из которой шьется для шотландцев военная форма. Легкая дрожь пробежала по телу таинственного визитера, когда он узнал мужественное лицо крепко спавшего полковника. Обнаженная голова шотландца находилась всего в тридцати сантиметрах от полотна. Без малейшего колебания пришелец просунул в отверстие ствол ружья, приставил к голове своей жертвы и твердой рукой спустил курок. Грянул выстрел, удушливый пороховой дым поплыл по палатке.