Капкан для оборотня
Шрифт:
«Нет. Нельзя поддаваться мимолетным эмоциям, — пресек он свои мстительные устремления, — он пока необходим. Я же и подвел его к посту первого секретаря. Неужели и этого он не понимает? Сколько истрачено на подарки, да на взятки в Москву…»
Собственно, он, пожалуй, единственный среди партийных и советских чиновников области, кто вел себя столь уничижительно по отношению к всемогущему начальнику управления торговли. Все остальные относились к невидному посту Плеткевича с полным пониманием сути могущества распределения дефицита, да и не дефицита тоже. И всегда старались первыми подать
Ступенев в волнении расчерчивал лежащий на полу своего кабинета пушистый персидский ковер нервными ломаными шагами.
— Ах, скотина… — то и дело применял он непечатные выражения. — Совсем зарвалась, тля торгашная. Вышвырнуть его с работы? выгнать из партии? Посадить?
Быстрыми шагами он забежал в комнату отдыха, налил себе фужер коньяка и жадно, двумя глотками, проглотил. Как ни странно, крепкий ароматный напиток не усилил ярость, а, напротив, заставил сесть за столик и призадуматься над некоторыми возникшими проблемами и путями их решения.
— Так, по сыну, вероятно, что-то серьезное, — пробормотал он, — не стал бы так нагло, в упор, переть этот паскудный торгаш, — он потер переносицу двумя пальцами. — Пожалуй, надо пригласить к себе Калугина, потолковать на эту тему. Милицейский генерал предан мне, как пес, и сделает все, что требуется.
Он налил еще коньяка, но передумал и поставил фужер на столик. Ступенев активно размышлял, морщившись, щуря глаза, потирая рукой щеку.
Его изворотливый ум искал подходящие варианты развития событий и пути разрешения некоторых неприятных вопросов.
С Плеткевичем, конечно, горячиться не надо. Поставить его на место — да, но никаких кадровых решений и тем более… Слишком многое их связывает. И вообще, человек он полезный и нужный. И со связями в самой Москве.
Ступенев задумчиво взял рюмку, покрутил между пальцами ее тонкую ножку и вновь поставил на столик.
А вот Ремезов, прокурор… Хуже всего с прокурором — вечно норовит законами перед носом у других помахать, законник хренов. Старается обособиться и от обкома, и от облисполкома. Даже в «греческий зал» обкомовской столовой, для избранных, не ходит. Старается в общей очереди постоять за обедом.
Ступенев легонько хлопнул себя по лбу с торжествующим выражением: «как же я запамятовал, мы же должны на бюро его рассматривать, на предмет переназначения на другой срок, или как там у них это называется… Отлично — тут то мы тебя и поставим в позу за твое позерство…»
Он вернулся в кабинет, сел в свое удобное кресло и начал действовать.
— Михаил Викторович, — произнес Ступенев, нажав на клавишу селектора с надписью «заворготделом», — собирайте бюро обкома на завтра на семнадцать часов. Повестка сверстана?
— Да, василий Борисович. Что, будут дополнения?
— Нет. Там включен вопрос по нашему прокурору?
— Да. Все бумаги подготовлены.
— Значит, фунциклируйте, — шутит секретарь, подколов не шибко грамотного заворга, употребившего как-то прилюдно слово «фунциклировать» вместо «функционировать».
— А первый в курсе?
— Я с ним сам переговорю.
— Понял.
— Ну, тогда
— Слушаю вас, василий Борисович, — ворвался в комнату резкий клекочущий голос. Это отозвалась Старая Сова, как он за глаза называл свою секретаршу. Ему многое в ней не нравилось. Но она была грамотна, цепка и, несмотря на возраст, умна и памятлива. Ступенев мог ей смело поручить любой вопрос на уровне завотделов, и через некоторое время Сова докладывала о его безукоризненном исполнении. Кроме того, супруга второго секретаря обкома была страшно ревнива, и это служило, пожалуй, не менее важным основанием для сохранения на своей, далеко не мелкой должности, Старой совой.
— Соедините меня с Калугиным, начальником областного УВД, Софья Андреевна, — процедил Ступенев. — Если его нет, пусть найдут, он мне срочно нужен.
Он отключился, и стал нетерпеливо похлопывать по столу полной ладонью.
— Первым делом, первым делом — самолеты… — фальшиво замурлыкал он, — … ну, а девушки?.. А девушки потом…
— Василий Борисович, — вновь заклекотала секретарша, — Калугин на линии.
— Доброго здоровья, Николай Леонидович, — теплым тоном произнес в телефонную трубку второй секретарь, — как здоровье, генерал?.. Ну, прекрасно… Не затруднит тебя к концу дня ко мне заглянуть? Разговор есть… Да, нет, не пугайся — ничего серьезного… Сейчас можешь подъехать?.. Ну, жду тогда… До встречи.
Прошло совсем немного времени, Ступенев не успел даже допить чай. Он, устроившись за низеньким столом, прихлебывал душистый ароматный напиток из стакана в старинном серебряном подстаканнике. Сверху темно-коричневой жидкости плавал ломтик лимона.
— Калугин по Вашему вызову, — раздался каркающий голос Софьи Андреевны, — ему подождать или…
— Пусть заходит, — приказал Ступенев.
В кабинет вошел краснолицый здоровяк. Милицейская генеральская форма плотно обтягивала его заметно обозначившееся брюшко.
— Здравия желаю, василий Борисович, — с порога потянулся генерал, приложив руку к фуражке.
— Здравствуй, Николай Леонидович.
— Разрешите доложить?
— Погоди. Присядь сначала. Чай будешь? Настоящий — цейлонский, баночный — не какая-нибудь Грузия.
— Так точно. С удовольствием, — Калугин присел за приставной стол, положил на его краешек форменную фуражку.
— Софья Андреевна, — попросил Ступенев в селектор, — еще стаканчик чая.
Секретарша внесла на подносе такой же стакан с подстаканником.
— Ну, докладывай, как обстановка в области? — поинтересовался Ступенев, прихлебывая чай.
— За сутки — ничего серьезного, — отчеканил генерал, — одно убийство на семейно-бытовой почве — жена мужа топором по голове… Остальное мелочь: кражи, хулиганства, телесные повреждения… Сгорело зернохранилище в колхозе «Имени 25-го партсъезда»… Доставлено в медвытрезвители…
— Послушай, Николай Леонидович, — перебил его Ступенев, — позвал я тебя поговорить о нашем прокуроре. Завтра на бюро будет решаться вопрос о назначении его на следующий срок. Как твое мнение о нем? Только откровенно, как член партии — члену партии.