Капкан для оборотня
Шрифт:
— Василий Борисович, — медленно начал генерал, лихорадочно соображая, с чего бы это всесильный Ступенев решил с ним советоваться по кандидатуре областного прокурора, — работаем, в общем, нормально, координируемся в борьбе с преступностью. Требователен, когда необходимо — принципиален. Каких-то серьезных вопросов и трений не возникало…
Он прихлебнул чай.
— Ну, ну, — произнес Ступенев, — а работать не мешает?
— Вот только иногда чересчур… — генерал оживился, — ведь в нашей оперативной работе без некоторых нарушений не обойтись…
Но
— …есть в оперативно-розыскной деятельности и такие нюансы, — азартно продолжал начальник милиции, — а прокуратура слишком прямолинейно…
— Значит, инертна наша прокуратура, — прервал его невпопад Ступенев, — да я и сам это замечаю. Допускают волокиту по некоторым уголовным делам. И по девушке этой утонувшей следствие прокурорское буксует что-то. Ты помоги им, пожалуйста… Есть виновный, но не признается. Вроде, арестовать его должны. Пропусти его у себя там… Как положено, в общем…
— Слушаюсь, василий Борисович. Будет исполнено.
— Договорились. На рыбалку-то в субботу поедем?
— Обязательно. В пятницу пошлю людей. Все, как положено — уха, шашлычки, банька, ну и…
— Ну, давай, действуй, — и секретарь пожал руку сразу вскочившему на ноги генералу.
И в кабинете генерала на стене висел обязательный в то время атрибут каждого служебного кабинета — портрет Черненко. На столе расположился большой бюст Дзержинского под бронзу.
— Лидочка, спасибо за чай и принеси мне сводки, — попросил в селектор Калугин, — да, и свяжи-ка меня по прямому с начальником СИЗО.
Он сосредоточенно открыл какую-то папку.
— Николай Леонидович, Шичко на проводе — на первой линии.
— Василий Елисеевич, здравствуй, — генерал взял чашку с чаем, принесенную секретаршей и подул в нее, остужая, — горячий, черт… Нет, это я не тебе… Как дела?.. Ну-ну… Что ты мне объясняешь! Перед женой объясняйся, а у нас положено отвечать… Да шучу я, не дергайся… Послушай, вчера посадили к тебе парня за убийство. Крастонов, вроде, фамилия. Пропусти его через спецкамеру. Доложишь… Все. До связи.
Генерал задумчиво поглядел на поднимающийся из чашки пар, зачем-то понюхал его и отпил крупный глоток чая.
История с убийством девушки ему совсем не нравилась. Генерал был уверен, что преступление совершено кем-то из пятерки, находившейся в подъехавшей к берегу реки машине, а, возможно, и всеми ими. То, что двое из этой компании были сыновьями, пожалуй, двух самых влиятельных людей области, не нравилось ему еще больше.
Калугин был прагматиком, он прекрасно осознавал, кто играет первую скрипку в обкоме, ясно представлял себе весь чиновничий расклад и особое место в нем Плеткевича. И даже имел некоторые оперативные данные о производстве поддельной водки. Агентурные материалы об этом хранились в его личном сейфе, поскольку он подозревал, а, если быть точным, доподлинно знал, кто за этим стоит.
Конечно,
Калугин осторожно покосился на одну из массивных дубовых панелей, прикрепленных к стене сзади стола, за которым он сидел.
За панелью искусно скрывался сейф, о котором не знал никто из его подчиненных. В этом сейфе лежали несколько незарегистрированных нигде пистолетов и папочки с различными материалами на многих высоких должностных лиц области. Много что лежало в этом небольшом хранилище…
Любому офицеру милиции известно — случайно полученный компромат на руководящих партийных работников подлежит немедленному уничтожению. Без регистрации. Без всякого доклада кому-либо. А сам факт подлежит немедленному забвению. Не дай Бог где упомянуть или даже намекнуть…
И, тем не менее, компроматериалы Калугин хранил. И — не только на Ступенева. В этой жизни всякое бывает. Иногда падают и глыбы несоизмеримо большего масштаба, чем секретарь провинциального обкома. В этом деле надо брать пример со своего бывшего могущественного министра, со Щелокова…
Лицо Калугина сделалось сумрачным и неподвижным. Губы его плотно сжались. Он согнулся и уставился в одну точку, легонько постукивая кулаком по столу.
Генерал с трудом пытался оторваться от своих мрачноватых мыслей. Проблема детей, а точнее, сынков, была всегда и во все времена. Даже в самой высокой партийной и советской верхушке время от времени случались истории, которые трудно было сохранить в тайне. Кремлевские дети…
Слава богу, это дело с утопленницей ведет прокуратура, как и положено по подследственности. Пускай у прокурора голова болит, что с ним делать. А он, генерал, безусловно, выполнит указание второго секретаря обкома. Надо дать команду розыску, чтоб не слишком тут усердствовали с выполнением отдельных поручений прокуратуры по этому, дурно пахнущему, делу.
Генерал резко выпрямился и решительно нажал кнопку селектора.
— Лидочка, соедини меня с Ермоловичем.
— Соединяю, — тотчас прощебетал голосок секретарши.
— Слушаю вас, товарищ генерал, — зазвучало из селектора.
— Кто из твоих розыскников работает по утопленнице?
— Трое работают и криминалист в придачу. Целую группу создали. Прокуратура рвет и мечет…
— Пришли-ка ко мне старшего… — Калугин помедлил, — или нет — зайди лучше сам.
— Слушаюсь, товарищ генерал!
Зотов, следователь прокуратуры области, сидел в своем скромном кабинете за столом, заваленным делами и документами. Постучав в дверь, к нему зашел Крастонов.