Капкан на демона
Шрифт:
– Успокойтесь, Виктор Илларионович! – На этот раз Верин голос звучал как журчащий ручей, но в этом журчании звенели повелительные нотки. – У Валентина Викторовича работа такая: всех подозревать! Он, скажу вам по секрету, в последнее время даже родную жену подозревает!.. Но я убеждена, что вы этого не делали. Просто вы могли бы нам очень помочь, и мы за этим к вам и приехали.
Прудников от этих слов чуть не выпрыгнул из кресла и впился в Веру взглядом, забыв о Рынде.
– Валентин, не нужно меня взглядом сверлить. Я не стена, а ты не дрель!
Майор
– Вот так моя жена обычно расправляется с некоторыми нетактичными товарищами, – вставил Двинятин.
– Помочь я всегда готов, но что я могу? Я не сыщик, не криминалист… Может, хотите горлышко промочить? У меня хороший бар! А кстати, вы можете сказать только полсловечка: убитый – не мастер-кукольник?
– Нет, – успокоила его Лученко.
В этот момент вернулся с балкона Валентин. Он продолжал обижаться на Веру и сидел напротив нее надутый, словно ребенок, которого уличили в том, что он вырывал страницы из дневника.
– Мне мартини, – сказала Вера, – Валентину водку, Андрею – коньяк «Гринвич». Вам – ничего, вы не пьете. Совсем.
Рында потерял дар речи.
– Не вникайте, она это постоянно делает. Представляете, как интересно жить с женщиной, которая о тебе знает больше, чем ты сам о себе? – рассмеялся Андрей.
– Ладно, я не вникаю… Хотя невероятно любопытно: как вы это делаете? Что вас интересует?
– Куклы и все, что с ними связано.
– Это имеет отношение к преступлению? – нахмурившись, спросил коллекционер.
– Самое прямое. Расскажите с самого начала. Что это такое – быть коллекционером кукол?
– Ну, начать коллекцию несложно. Правда, нужно быть готовым к тому, что за глаза вас назовут чудаком. Правда-правда! Ваши дети могут считать, что вы играете в игрушки, но внуки будут хранить их как часть истории семьи. Через 20–50 лет эти создания станут антикварными. Сегодня коллекционирование антикварных и современных кукол превратилось в прибыльный бизнес.
– А сколько стоит коллекционная кукла? – подал голос Прудников.
– Русская или европейская? – переспросил Виктор Илларионович.
– Ну, допустим, русская! – лениво процедил милиционер, которому вдруг вспомнился стенд «Потешки».
– С конца девятнадцатого века до революции в России существовал кукольный Императорский завод, который выпускал фарфоровых красавиц. Они были дороги, их берегли и передавали из поколения в поколение. К сожалению, из-за революционных событий 1917 года старинных русских кукол сохранилось крайне мало, особенно в хорошем состоянии. Однако это направление все больше интересует коллекционеров. Сейчас лучшие экземпляры русских игрушек в хорошем состоянии стоят около трех тысяч долларов.
– Виктор Илларионович, расскажите, пожалуйста, о своей коллекции. С чего она начиналась? Как росла, какими экспонатами вы особенно гордитесь?
– Вы будете смеяться! Первая моя кукла – «Кот в сапогах». Старший брат привез из Москвы. И было это в голодные и холодные пятидесятые годы. Тогда эта игрушка… О боже! Этот кот был
– Но ведь это прежде всего детская… или даже вернее – девчачья забавка. Что в ней хитрого? Я понимаю – машинки! Это ж совсем другое дело! – нарочно подначил его Прудников.
– Не согласен с вами, майор! История куклы намного интереснее и глубже, чем все ваши машинки, вместе взятые. Во-первых, детская игрушка в виде фигурки человека появилась где-то сорок тысяч лет назад. Во-вторых, фигура человека или животного, управляемая актером (кукловодом), положила начало театру. Есть отдельное направление – куклы для театра! Их множество: куклы на нитях (марионетки), тростевые (на тростях), перчаточные (надетые на руку), механические, верховые (перчаточные и тростевые, играющие над ширмой), теневые (плоские тростевые куклы, проецирующие на экран тени или силуэты). Третье – фигура, воспроизводящая человека в полный рост.
– А само слово «кукла», оно что означает? – поинтересовался Двинятин.
– Оно родственно греческому «киклос», круг, и означает нечто свернутое. Например, деревяшку или пучок соломы, которые девочки издавна пеленали и завертывали, подчиняясь материнскому инстинкту. В ранней истории практически невозможно отделить куклу от идола. Она, как олицетворение божества, использовалась в религиозных обрядах. В некоторых религиях кукла считалась вместилищем душ предков. Ей рисовали глаза и рот, делая ее тем самым подобием человека, нарекали определенным именем. После этого вред, причиненный кукле, неизбежно распространялся на ее живого двойника. В это свято верят колдуны – от австралийских шаманов до черных магов. Бывало, что жертва в самом деле умирала, когда в ее восковое изображение втыкали иголки. Так мистическая вера в связь между куклой и человеком укреплялась.
– А что это за младенцы? – спросила Вера; она рассматривала стеклянную нишу с малышами, которые были словно живые груднички.
– Это куклы реборны, фальш-дети! – усмехнулся Рында. Он открыл стекло и вложил в руки женщине кукольного малыша. – Если хотите знать, они не предназначены для детей.
– Почему? – удивились Андрей и Валентин. С их точки зрения, такие искусные куклы как раз и были почти как живые. Чудесная игрушка для маленьких девочек, будущих мам.
Рында покачал головой и со вздохом произнес:
– Как много в этом мире заменителей: резиновые женщины, безалкогольное пиво, электронные сигареты, а сейчас еще и фальш-беби! Как только не называют этих красивых младенцев: и живым произведением искусства, в которое мастер вдохнул свою душу, – с одной стороны, и мертвыми младенцами, реалистичными, но безжизненными, – с другой стороны! Мода на реборнов (то есть «заново рожденных») захлестнула гламурный мир Америки, Европы и докатилась до Украины.