Капля воды - крупица золота
Шрифт:
— Что это такое?
— Это?.. Это… поршень, — заикаясь, ответил Иван Петрович.
— Я и сам вижу, что поршень. Пока еще можно об этом догадаться. — Новченко повысил голос: — Я спрашиваю: почему он тут валяется? Кто это поспешил устроить ему похороны?
— Простите… Виноваты, Сергей Герасимович…
— У вас что, на участке излишек поршней?
— Наоборот, Сергей Герасимович, нехватка.
— Какого же черта вы ими разбрасываетесь с такой щедрой небрежностью?
Зотов вздохнул:
— Виноваты…
Бабалы, хорошо знавший Новченко, немало поработавший под его началом,
— Что вы заладили как попугай: виноваты, виноваты!.. Я вам не поп, чтобы передо мной в своих грехах каяться. Кто конкретный виновник этого безобразия?
— Виновника сейчас трудно найти…
— Значит, ты виновник!.. Ты!..
Он хотел еще что-то сказать, но сдержался и зашагал дальше.
И сразу же заметил машину, увязшую в песке тремя колесами — четвертое отсутствовало.
С грозным видом он опять обратился к Зотову:
— У вас что, на участке в моде трехколесные машины?..
— Видите ли, Сергей Герасимович… Грунт тут тяжелый… Колеса летят…
— Как бы кто не полетел со стройки!
Зотов только покорно пожал плечами:
— Ваша воля. Только сами видите, какие тут дороги.
— Вижу! Вижу!.. Сам черт сломит ногу!.. — Новченко уставился на Ивана Петровича, как удав на кролика. — А кто виноват?.. Может, прикажете мне засучить рукава и заняться строительством дорог? Или это все-таки твоя прямая обязанность?
— Винова… Простите, Сергей Герасимович. Недосмотрел…
— А за чем ты тут «досмотрел»? Да я бы тебя не только начальником — сторожем здесь не оставил!
Бабалы с жалостью поглядывал на совсем потерявшегося Ивана Петровича и с неодобрением — на Новченко. Ему известно было, что начальник в ярости не скупится ни на ругань, ни на оскорбления. Но в разговоре с Зотовым он перешел уже всякие границы…
По мнению Бабалы, при той силе воли, какой обладал Новченко, он вполне мог избавиться от грубости и несдержанности — да, видно, не прилагал для этого никаких усилий. А может, даже считал в глубине души, что только так и нужно обращаться с проштрафившимися работниками… Зотов, однако, не заслуживал столь грубого разноса.
Бабалы поискал взглядом Ханина. Тот, как старший коллега Зотова, вправе был осадить разбушевавшегося Новченко. Николай Осипович с отрешенным видом вышагивал в стороне от всех по краю дороги. Неизвестно почему, но вырядился он, как на увеселительную прогулку: чистенько, чуть даже франтовато. Здесь же было столько пыли, что ноги погружались в нее чуть не по колено. Спасая от пыли свой костюм, Ханин и поспешил отойти подальше…
Сейчас все шли лицом к солнцу. Новченко опять надел черные очки. Ткнул пальцем в бездействующий экскаватор:
— Почему экскаватор в простое?
Зотов ответил упавшим голосом:
— Неисправен, Сергей Герасимович.
— Почему до сих пор не отремонтирован?
— Нет нужного инструмента. И запасных частей. Механик поехал за ними в Чарджоу.
— К чертовой бабушке его надо было отправить или подальше. Вместе с начальником участка! Вместо того чтобы вкалывать днем и ночью — механизмы ржавеют. А вон тот экскаватор — тоже неисправен?
— Он должен работать на токе от энергопоезда.
— Почему тока нет?
— Не успели подтянуть проводку.
— Та-ак… — зловеще протянул Новченко. — А вон тот бульдозер?
— Нож вышел из строя. Я же говорил: грунт здесь жесткий.
— Или нрав у начальника слишком мягкий? Почему не заменили нож?
— Нечем…
У Новченко от гнева побагровело лицо. Сверкая глазами, он повернулся к Бабалы:
— Полюбуйся-ка на этих работничков!.. Того нет, этого нет, тот уехал, этот недоглядел… Все виноваты — и виноватых нет! Не работают, а ишака за хвост тянут, черт бы их побрал!
Он окинул Зотова испепеляющим взглядом:
— Руководитель, мать твою так!.. Да тебя под суд мало отдать! Миллионы людей мечтают о воде, которую мы обещали им дать! Ее ждут тысячи гектаров целины, стада и отары!.. Из-за нехватки воды в республике кормов не хватает, поголовье не растет!.. Народ не простит нам, если мы опоздаем пустить воду. Сколько хлопка, мяса мы у него украдем!.. Да, да, вы народ грабите! И государство, доверившее вам мощную технику! Вы в землю втаптываете народное добро!.. Вместо того чтобы беречь каждый болт, как зеницу ока, чтобы взять от техники все, что можно, превращая ночи в дни, вы тут свалку устроили из механизмов и рабочих часов!.. Да, да, это не экскаватор простаивает, — это время остановилось! По вашей милости, гражданин Зотов!
Новченко назвал Ивана Петровича, как подсудимого, — «гражданин», и тот даже вздрогнул. Он слушал начальника строительства, опустив голову, с лица градом струился пот, от которого ватник на груди сделался мокрым.
Новченко тоже вспотел. Достав платок, он вытер им лоб и шею. Руки у него тряслись от злости и возбуждения, он задел и сбил свои темные очки и даже не заметил этого, пока кто-то не поднял их с земли. Пытаясь сунуть их в карман, он выронил платок, но и за ним не нагнулся, а носком сапога втоптал его в пыль.
Бабалы понимал, что в словах Новченко много справедливого, но не мог одобрить его тона. Ни криком, ни бранью делу не поможешь. Ничего не скажешь, Новченко руководитель, закаленный в горниле больших строек, беззаветно преданный делу, жестко-упорный в достижении цели. Все это вызывало к нему уважение… Но какое он имеет право кричать на своих подчиненных, оскорблять их?! Так он и себя до инсульта доведет, вон глаза-то какие красные, да и шея налилась кровью. А на Иване Петровиче прямо лица нет… Бедняга!.. Ну, виноват он — так ведь не только он! Запчасти-то и правда поступают неравномерно. Ладно, пускай он даже кругом виноват, но зачем же кричать — его поддержать надо!.. Будь он огнем — все равно ничего не мог бы поджечь, без помощи со стороны. Нельзя так, Сергей Герасимович! Не стоит злоупотреблять своей властью, времена окрика прошли, мы все — товарищи по работе. Раньше говаривали: от сильного всегда цветами пахнет. «Вышестоящее» начальство, дескать, всегда право. Но ведь мы социализм строим, мы уничтожили господство одного человека над другим, а значит, и привилегию более высокого руководителя унижать криком и бранью тех, кто стоит хоть на ступеньку ниже. Да и себя тоже… Сама по себе должность не может быть ни правой, ни виноватой.