Капут

Малапарте Курцио

– Как Христос, – говорит Курт Франц.

Трава в загоне растет жирная, она полита оленьей кровью. Но кончики некоторых кустарников будто обожжены большим пламенем, может, это жар и огонь самой крови красит их в красное и обжигает.

– Нет, это не кровь, – говорит Курт Франц, – кровь не обжигает.

– Я видел, как одна только капля крови сжигает целые города, – говорю я.

– Мне делается противно при виде крови, – говорит Курт Франц, проводя рукой по лбу с розовыми, чесоточными залысинами. – Кровь – грязная штука. Она пачкает все, чего касается. Блевотина и кровь – это две вещи, от которых мне противно.

Он сжимает в беззубом рту мундштук своей

«Лиллехаммер», иногда вынимает трубку и зло сплевывает на землю. Пока мы идем по поселку, две старые лапландки с порога своего дома следят за нами взглядом, поворачивая в нашу сторону свои желтые морщинистые головы. Они сидят на корточках и курят гипсовые трубки, сложа руки на коленях. Идет легкий дождь, большая птица летит низко над кронами сосен, изредка издавая хриплый однотонный крик.

У гостиницы генерал фон Хойнерт готовился к рыбной ловле. На нем были высокие до середины бедра лапландские сапоги из оленьей кожи, на руках – длинные до локтей перчатки на собачьем меху, сам он был закутан в широкую сетку от комаров и теперь стоял и ждал, когда его подручный лапландец Пекка закончит укладывать снасти в мешки. Генерал фон Хойнерт был в полном боевом снаряжении (лоб закрыт стальной каской, большой маузер на ремне), он опирался на длинное удилище, как немецкий копейщик на свое копье. Время от времени он бросал пару слов стоящему рядом капитану Alpenj"ager, маленькому, коренастому, седовласому тирольскому горцу, розовощекому и смешливому. На почтительной дистанции за генералом стоял по стойке смирно Георг Бендаш, тоже экипированный, вооруженный и весь закутанный в сетку. Он кивнул мне, и по движениям губ я понял, что он произнес несколько отборных берлинских ругательств.

– На этот раз, – сказал генерал фон Хойнерт, обращаясь ко мне, – победа у меня в кармане.

– Ну, раньше вам не очень-то везло, – сказал я.

– Я тоже так думаю, мне не очень везло, – сказал генерал фон Хойнерт, – но капитан Шпрингеншмит так не думает. Вина, должно быть, моя: лососи капризны и упрямы, а я пренебрегал их настроением. Серьезнейший просчет. К счастью, капитан Шпрингеншмит просветил меня насчет настроения форелей и, пожалуй…

– Форелей? – спросил я.

– Да, форелей. А что? – сказал генерал фон Хойнерт. – Капитан Шпрингеншмит, известный на весь Тироль специалист по ловле форели, утверждает, что лапландскому лососю свойственна такая же смена настроения, как и тирольской форели. Разве не так, капитан?

– Jawohl! – сказал капитан Шпрингеншмит и поклонился. И повернувшись ко мне, добавил по-итальянски с мягким тирольским акцентом: – Форели никогда нельзя показывать, что вы спешите. Нужно обладать терпением. Поистине монашеским терпением. Если форель поймет, что у рыболова уйма времени и терпения, она становится нервной, злится и делает глупости. Форель…

– Да, форель, а лосось?

– Лосось, как форель, – сказал капитан с улыбкой. – Форель нельзя назвать терпеливой: ей быстро надоедает ждать, и она летит навстречу опасности. Если взяла наживку, ей конец. Потихоньку, осторожно и мягко рыболов ведет ее к себе. Как в детской игре. Форель…

– Да, форель, но лосось? – спросил я.

– Лосось, – сказал капитан Шпрингеншмит, – не что иное, как крупная форель. Перед самой войной в Ландеке в тирольских горах…

– Похоже, – сказал генерал, – мой лосось самый крупный из всех, каких видели эти воды. Огромнейшая бестия и отчаянно храбрая. Вообразите, позавчера он чуть не ткнул меня рылом в колени.

– Такая непочтительность, – сказал я, – заслуживает наказания.

– Проклятый лосось, – сказал

генерал фон Хойнерт, – он один остался в Юутуанйоки. Он вбил себе в голову, что силой прогонит меня с реки и останется здесь хозяином. Но мы посмотрим, кто упрямее, немец или лосось.

Он рассмеялся, широко распахнув рот, широкая сетка от комаров заколебалась.

– А может, – сказал я, – его раздражает ваша генеральская форма? Вам надо было одеться в цивильное платье. Это не fair play — идти на лосося в генеральской форме.

– Was? Was sagen Sie, bitte? [406] – спросил генерал, потемнев лицом.

– Вашему лососю, – продолжил я, – вероятно, не хватает чувства юмора. Капитан Шпрингеншмит мог бы, наверное, сказать вам, как нужно вести себя с лососем, который лишен чувства юмора.

406

Что? Что вы говорите? (нем.)

– С форелью, – сказал капитан, – нужно быть похитрее. Господин генерал должен делать вид, что стоит посреди реки совсем с другой целью, о которой форель и не подозревает. Форель нужно брать только обманом.

– На этот раз он от меня не уйдет, – убежденно сказал генерал фон Хойнерт.

– И вы научите лососей относиться с почтением к немецким генералам, – сказал я, смеясь.

– Ja, ja! – воскликнул генерал. Потом потемнел лицом и с недоверием взглянул на меня.

Но здесь на пороге гостиницы появилась госпожа Ирья Палмунен Химанка с бутылкой водки и рюмками на подносе. Она с улыбкой подошла к генералу, наполнила рюмки до краев, первую подала генералу, потом – всем нам.

– Prosit, – сказал генерал фон Хойнерт, подняв рюмку.

– Prosit, – повторили мы хором.

– За Бога и Фатерланд, – сказал я.

– Heil Hitler, – ответил генерал.

– Heil Hitler, – повторили все.

Тем временем подоспел еще с десяток Alpenj"ager, укутанных в комариную сетку и вооруженных автоматами. В их задачу входило сопровождать генерала до реки и потом охранять его по обоим берегам от возможного налета русских или норвежских партизан.

– Пошли, – сказал генерал и тронулся в путь.

Мы молча последовали за ним, со всех сторон сопровождаемые солдатами. Невидимый дождь шелестел в листве. Птица крикнула из чащи, среди сосен со звуком кастаньет пробежало стадо оленей. В холодном свете ночного солнца серебрился лес. Мы шагали вдоль берега по колено в мокрой от дождя траве. Георг Бендаш искоса с видом побитой собаки поглядывал на меня. Время от времени генерал фон Хойнерт оглядывался назад и молча вперял свой взгляд в Бендаша и Шпрингеншмита. «Jawohl!» – говорили в один голос офицеры и вздергивали к краю стальной каски правую руку. Наконец после почти часового перехода мы пришли к стремнине.

В том месте Юутуанйоки расширялась на просторном ложе из огромных гранитных валунов, обтекаемых пенным течением, сильным, но неглубоким. Пекка и остальные лапландцы, несшие снасти и мешки со снаряжением, устроились в укрытии под скалой, часть солдат эскорта рассеялась вдоль реки, часть проверила брод, перешла на противоположный берег и расположилась спиной к реке. Генерал фон Хойнерт внимательно осмотрел свою снасть, проверил механизм катушки, повернулся к Бендашу и Шпрингеншмиту, сказал «пошли» и вошел в воду в сопровождении обоих офицеров. Я остался на берегу и сел под деревом рядом с Куртом Францем и Виктором Маурером.