Кара-курт
Шрифт:
Краем глаза Яков видел, что Сюргуль до конца выдержала характер, оставаясь вместе с Ольгой на крыльце дома начсостава, слабо освещенном электрическим светом из зашторенных окон.
Промчавшись с «поисковой» группой, Кайманов выехал за пределы аула, обогнул склон сопки, в глубокой лощине которой дожидался Гамеза с отделением пограничников.
Кайманов спешился, передал повод своего Прогресса Гамезе, проинструктировал командира отделения, как действовать дальше, направился к дому кузнеца Мухтара.
На улицах ночная темь. По военному времени все экономили свечи и керосин. Из темноты доносились
На стук вышел старик с фонарем «летучая мышь», отстраняясь от света, стал пытливо всматриваться в темноту, определяя, кто пришел, затем довольно безучастно сказал:
— Салям, лечельник... Давай заходи...
— Салям, яш-улы, как живешь, как работаешь?
— Как все живут, так и я...
— Кто к тебе сегодня пришел? Почему не сообщил нам?
— А ты откуда знаешь? — спокойно спросил Мухтар.
— Как не знать: солдаты гнались от самой границы, следы к твоей кибитке привели.
— Какие-такие следы? Никакие следы не знаю, — ответил старик. — Не веришь, иди смотри.
— Ай, яш-улы, яш-улы, я всегда тебя так уважал, — сказал Яков. — Всем говорил, что ты наш верный друг, а ты сказать не хочешь, жизнью рискуешь, чужого скрываешь...
Мухтар, видимо, колебался, Яков усилил нажим:
— Пришла к тебе какая-то сволочь, ты ее прячешь. С плохим ведь он пришел...
Старик не ответил, опустил голову, задумался. Испытующе, снизу вверх посмотрел на Кайманова:
— А ты его не убьешь?
— Зачем убивать? Поговорить да расспросить надо, откуда он, кто его послал...
Неожиданно старик скупо улыбнулся, словно у него с души камень свалился.
— Ну, ладно, хорошо, сейчас покажу. Иди за мной.
Вслед за Мухтаром Яков вышел в сени, где почти в каждом туркменском доме или кибитке устраивают под полом хранилище для зерна. На уровне пола роют яму, похожую на тандыр, широкую внизу, с узкой горловиной вверху. Стены ямы обмазывают и обжигают, получается просторное, сухое помещение, куда можно ссыпать пшеницу, ячмень, джегуру, любое зерно.
Яков указал на прикрытое кошмой отверстие, взглядом спросил: «Здесь?» Мухтар утвердительно кивнул головой.
— Пришел с оружием?
Старик усмехнулся:
— Аксакал [35] у меня зачем? — спросил он. — Я ведь своим келле [36] тоже думал: «Ай, Имам-Ишан, что ты тут ходишь? Еще и маузер приволок. Убьют ведь тебя, сам кого-нибудь подстрелишь. Давай, дорогой, уберу-ка я твой маузер, пойду начальнику Ешке скажу...»
Мухтар передал Якову завернутый в тряпку маузер.
35
Белая борода.
36
Келле — голова.
— Ай, сагбол тебе, Мухтар, за такие
— Не смейся, Ешка-джан, — серьезно ответил старик. — Имам-Ишан, верно, тебя спрашивал, есть у него какое-то письмо для тебя. Меня к тебе посылал, а ты сам пришел.
Яков пожал плечами: от кого ему могло быть письмо, да и зачем посылать нарочного, когда в любом городе за кордоном есть советская военная комендатура?
— От кого письмо? — спросил он Мухтара. Тот неопределенно пожал плечами:
— Откуда я знаю? Сказал: есть письмо Кара-Кушу... Да он сейчас сам скажет. Эй, Имам-Ишан, вылезай. Кара-Куш сам к тебе пришел.
Из подпола вылез нарушитель. К удивлению Якова, нисколько не смущаясь, подал руку.
— Ай салям, яш-улы Кара-Куш, — сказал он. — Я сам хотел тебя видеть, думал, кто другой к Мухтару пришел...
— Вот видишь, как все ладно получилось, — иронически поддержал его Яков, — а я, будто догадался, взял да и пришел...
При свете «летучей мыши» Кайманов хорошо рассмотрел закордонного гостя.
Перед ним стоял человек средних лет, с седеющими висками, решительным взглядом темных проницательных глаз. Все трое вошли в комнату, сбросив обувь, сели по-восточному на ковер, которым был застлан пол.
— Ну, так что там за письмо у тебя? Кто мне решил весть передать? Если ты ко мне пришел, зачем попал к кузнецу Мухтару? Дорогу в комендатуру любой мальчишка покажет.
Имам-Ишан пожал плечами:
— Умный ты человек, Кара-Куш, а сказал — слушать смешно: понеси к вам письмо, в гостях надолго останешься. Хотел через Мухтара передать, обратно уйти, да не пришлось.
— Ладно, — перебил его Яков. — Довольно сказки рассказывать. Маузер с патронами тоже хотел через Мухтара передать?
Имам-Ишан, не ответив, пожал плечами, достал из кармана клочок бумаги с несколькими строчками на фарситском языке. Записку писал кто-то неуверенной рукой, то ли полуграмотный, то ли ребенок: «Джан горбан, — прочитал Яков, — ата вспомнил, какой человек с тобой был. Это очень воровской человек». Ни подписи, ни даты. Видно было, что автор письма не часто брал в руки карандаш, а взяв его, потрудился немало: листок весь измят, буквы разъехались, слова написаны вкривь и вкось.
Яков сделал вид, что ничего не понял. Повертел бумажку в руках, сказал:
— Что-то я ничего тут не разберу. Кто дал тебе это письмо? Сам-то ты читал его?
— Усехон дал. Оглан Ашира, у которого ты в первый день с маленьким военным начальником и Клычханом был. Сам я письмо не читал, читать не умею. Ашир сказал: «Передай Советам, люди Мелек-Манура все равно собираются сжечь склад».
Яков призадумался. Мысленно он представил себе огромные горы хлопка, тюки с шерстью, буты и чаны с вином, целые штабеля ящиков с сушеным виноградом. Конечно же, люди Мелек-Манура обязательно попытаются еще раз организовать диверсию. Гитлеровские мародеры потеряли такое богатство, едва подготовив его к эвакуации в Германию. Они будут стремиться любыми путями уничтожить его.