Кара небесная. Книга 6
Шрифт:
– А Ребко это… не мог загулять? Мужчина-то он видный.
Малявин ответил: исключено.
– Он в этот день гостей ожидал – ректора с супругой.
– Слушайте, ну я ничегошеньки не понимаю! – всплеснула руками Элеонора. – Объясните толком, что происходит!
Пожевав нижнюю губу, Малявин сказал, что есть несколько версий случившегося.
– Версия первая, которой придерживаются в полиции: ничего криминального не произошло. Ребко еще найдется, а Третьяков может пенять в своей смерти только на себя.
– Что значит, "на себя"?
– Это значит, Элеонорочка, что капитан в отставке Вячеслав Викторович Третьяков, как показало вскрытие, умер от инсульта. У него, говорят, давление под двести зашкаливало, а он – царство ему небесное! – поддавал регулярно.
Услышав о том, что Третьяков умер своей смертью, Романов облегченно выдохнул. Расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и, раскинув руки, сел на диван.
– Но это ведь только версия полиции? – спросил Игорь. – А есть, наверное, и другие.
Удивленно, так, словно впервые увидел мальчика, Малявин повернулся к нему всем телом.
– Правильно, – сказал он. – Есть и другие.
– Какие?
– Есть версия, точнее, предположение, что Третьякова постигла небесная кара. Мне об этом моя ассистентка Танечка поведала. Она, конечно, дура, но, как я сегодня выяснил, так думает не она одна.
Игорь рассмеялся. Спросил: как можно предположение какой-то дурочки считать за версию.
– Конечно, можно, – вступилась за ассистентку Элеонора. – И даже, считаю, нужно.
– Мама! Не говори глупостей.
– А ты, Игорь, не груби мне! Ты еще маленький и многого не понимаешь!
– Мам, перестань.
– Да, да, не понимаешь! Мир, если хочешь знать, куда сложнее, чем ты думаешь!
– Мам, ну, пожалуйста, не надо!
– Ты мне не тыкай! А то я тебе сейчас, знаешь, так тыкну, что мало не покажется…
Желая прекратить перебранку матери с сыном, которая могла длиться не один час, а по некоторым принципиальным моментам и не один день, Романов спросил Малявина: какой версии придерживается он сам.
– Я думаю, это убийство, – ответил тот.
– Убийство?
– А чему ты, собственно, удивляешься? Всё, считаю, к этому шло. Шло, шло вот и пришло… Ну, сам посуди. Сначала какой-то маньяк обвинил восьмерых горожан, худших или не худших, это уж не мне судить, во всех смертных грехах. Потом другой маньяк, а может, кстати, тот же самый, предложил убить их… Потом произошло то, что и должно было произойти исходя из логики событий: один человек из этой восьмерки умер, причем, в нужное время, другой в это же время пропал.
– Однако человек-то умер своей смертью, – напомнил Романов.
Малявин пренебрежительно махнул рукой. Сказал, что только после того, как проведут токсикологическую экспертизу, можно будет говорить о том, кто от чего умер.
– А пока судить о причинах, вызвавших смерть, на мой взгляд, рановато.
Игорь спросил: что такое токсикологическая экспертиза.
– Это экспертиза, – ответил Малявин назидательным тоном, – способная, а точнее сказать, призванная обнаружить в организме человека следы присутствия ядов.
– Его кто-то отравил?
– Не знаю. Но о существовании токсинов, способных вызывать смертельные болезни или замаскировываться под них, криминалистам известно давно – если мне не изменяет память, с века эдак пятнадцатого.
Романов хлопнул себя по коленям.
– И все же непонятно! – сказал он, вставая с дивана.
– Что?
– Мотив! Ты же сам, Никита, как-то говорил, что просто так у нас не убивают. Для того чтобы спланировать и сознательно пойти на убийство, нужны веские причины – деньги, власть, женщины на худой конец.
– Это ты хорошо сказал про худой конец, – засмеялся Малявин. – Еще месть.
– Ну, месть.
– Маньяки.
– Маньяки… Подожди! Причем здесь маньяки?
– Маньяки, Вася, у нас всегда причем… Вот ты представь себе какого-нибудь убогого мужичка – работника типографии. Его все обижают, ноги об него вытирают, издеваются. А ему, бедному, что делать, куда податься? Он терпит, обиды копит, записывает в блокнотик имена тех, кто его толкнул и не извинился, а потом – бах-ба-бах! – в голове что-то щелкает, а следом появляется страшное желание расквитаться со всеми обидчиками одним махом…
Романов перебил Малявина. Сказал, что мысль ему понятна и ясна, однако версию о маньяке-одиночке он на месте полиции сразу б отмел.
– Масштаб не тот.
Его поддержала Элеонора. По ее словам, версия о каре небесной как нельзя лучше объясняет не только смерть полицейского с исчезновением Ребко, но и неурядицы с ее бывшим супругом.
– Я ему, Никита, давно говорила, когда мы еще только разводились, я тебя, Василий, так и быть, прощу за все, что ты мне сделал, но вот бог… Он всё видит, и он тебе, когда надо, припомнит мои обиды!
Романов в возмущении замахал руками.
– О чем ты говоришь! – закричал на нее. – Это кто тут кого простил? Это ты меня простила?! Это я тебя еще не простил за то, что ты мне изменяла! Это тебе надо бога бояться!
Всем своим видом показывая, что грубый выпад Романов как нельзя лучше подтверждает правоту ее слов, Элеонора сложила ладони на коленях и с видом победительницы скромно потупила взор.
Игорь заволновался. Увидев, что папа вот-вот накинется на маму с новым обвинением, что в свою очередь приведет ответным санкциям с ее стороны – запрету на еженедельные встречи – решил сменить тему разговора. Спросил громким голосом: если это боженька покарал Третьякова, то кто тогда написал в газете статью о худших людях года.