Карагач. Книга 1. Очаровательная блудница
Шрифт:
– Я сейчас разденусь, но ты не смотри на меня!
Она выбрала местечко чуть ниже и в стороне, чтоб он не видел, сняла спортивный костюм, оставшись в гипюровом лифчике и таких же трусиках – и в самом деле, на это лучше было не смотреть. Но легла на общее обозрение бульдозеристов, которые утюжили площадку, подъезжая ближе двадцати шагов.
Рассохин сел к ней спиной и стал перелистывать книги, чтоб скорее просыхало. Бульдозерист, что вырыл эту бочку, могучий, спортивный мужик лет сорока, словно почуял – не поленился, взбежал на отвал, но
– Святые писания! – будто бы восхитился он. – Во повезло некоторым!
– Возьми, если надо, – предложил Рассохин, кивая на книги.
– Я бы взял, – с хитроватым намеком сказал он. – Да кто же даст?
– Это не ты украл у меня купальник? – как-то игриво спросила отроковица.
– Купальник? – ухмыльнулся тот. – С удовольствием бы украл, на память!
– Тогда возьми книгу, – вдруг зовущим, шелково-шелестящим голосом предложила отроковица, ничуть не стесняясь своего гипюрного вида. – Это ты откопал клад. Тебя как зовут, юноша?
Бульдозерист в один миг слова ее оценил, покосился на Рассохина и вдруг уселся рядом с Женей, пожирая глазами – только что слюни не потекли.
– Меня зовут просто Ваня!
– Как мило – Ваня… – Она погладила его мазутную руку.
И это внезапно взбесило Стаса.
– Вали отсюда! – рявкнул он и поднял геологический молоток. – Ну, живо! Пока в лоб не получил!
Тот с сожалением и ухмылкой встал, помахал отроковице:
– Мы еще встретимся, красавица!
И ушел в свой трактор.
Женя проводила его загадочным улыбчивым взглядом и вдруг жестко произнесла:
– Чтоб я больше не слышала этого тона.
– Какого тона?
– Ревности! Я что тебе, жена? – и попросила, словно ничего не случилось: – Принеси мне книгу. Я тоже буду сушить.
Рассохин демонстративно отвернулся и сел, механически перелистывая страницы. Она же почуяла вину, подползла к нему, по-змеиному извиваясь, и неожиданно прижалась грудью к его спине, затем слегка потерлась, и едва прикрывающий ее прелести кружевной лифчик снялся сам. Стас ощутил ее твердые соски и стиснул зубы, чтоб преодолеть головокружение.
– Какой ты ершистый… – Отроковица погладила его волосы. – И заводной… Это потому, что ты совсем юный. Ну, повернись ко мне…
Стас в тот же миг ей все простил, медленно развернулся и накрыл груди руками. Она же игриво отстранилась, поправила лифчик, чмокнула его в щеку.
– Не шали! Трактористы все видят!
– Пойдем за отвал? – чужими губами сказал он.
– Там солнца нет, – капризно вымолвила Женя, еще раз его чмокнула и легла на песок. – А я позагорать хочу. Скоро будет гнусу – не продохнуть. И я останусь бледной поганкой. На прошлой практике в Казахстане была и знаешь как загорела? Среди моржей на Стрелке меня звали шоколадкой, до самого Нового года.
Потом пришли начальник драги с инженером по добыче, поглядели на клад без любопытства, посоветовали сдать в музей, но больше пялились на Женю. У начальника драги,
– Буду помнить вашу верную ручку. И нашу встречу!
– Вы что пришли-то? – Стас вышел из терпения. – Тир тут устроили…
И те наконец сообщили, что летит начальство, мол, надо запускать промывку, начали трясти бумагами. Рассохин не глядя подмахнул акт, и когда приискатели ушли, отроковица вдруг склонилась и прошептала:
– Хорошо, что они ничего не понимают! Иначе бы потребовали поделиться бесценными сокровищами. А все достанется нам с тобой! Это я их отвлекала…
Опьянев от ее дыхания, он попытался обнять, но отроковица выскользнула, отдалилась и сказала маняще:
– Не распускайте руки, молодой человек.
Они еще час лежали поодаль друг от друга и пролистывали страницы, сушили и пытались кое-что прочитать вслух. Отдельные слова поддавались, особенно быстро получалось у Жени, а Рассохин не мог сосредоточиться, косил на нее глаз и отчаянно потел. Спохватываясь, он тупо глядел на буквы как на иероглифы: незнакомое начертание знаков, какие-то крючочки, тем паче написано слитно, в строчку, слова от слова не отделить. Бумага была толстая, старая, сероватая, с какими-то водяными черточками и знаками, закапанная воском, испещренная дырочками, словно кто-то иголкой натыкал. Кое-как он прочел единственное слов:
– Рекоше!.. Рикошет, что ли?
– Это значит – «говорил»! – со знанием дела объяснила отроковица.
– Ух ты, откуда знаешь? – нарочито восхитился Стас.
– Милый мальчик, я выросла в профессорской семье, – с тоскливым неприятием проговорила она. – Оба родителя были нудными гуманитариями. Музыка, чтение, языки, правильная манера поведения… И друзья у них такие же умные и скучные. Даже священник один, отец Зосима. С ним хоть поспорить можно было…
– О чем?
– Есть ли Бог, например.
– А он есть?
– Вот сейчас и испытаем, – предложила она. – Будем гадать. Называй страницу и строчку.
– А так гадают?
– Гадают. Какая истина тебе откроется.
– Ладно, сорок третья страница, вторая строчка.
– Откуда, снизу или сверху?
– Сверху!
Страницы были пронумерованы непонятными буквами, поэтому Женя с таинственной улыбкой отлистала сорок две, нашла строчку и вдруг насторожилась.
– Что? – спросил Рассохин. – Открылась истина?
– «И убиен бысть копием, и брошен зверям лютым», – медленно прочитала она.