Карагач. Книга 1. Очаровательная блудница
Шрифт:
– Не толкай меня на предательство! – Голос аж зазвенел. – Подставлять человека… Если даже ты боишься его и презираешь… В любом случае отвратительно! Пытать станешь – не скажу!
Стас махнул рукой.
– Ну, пытать я тебя не буду. Сейчас вернется Матерая – позову ее. И сдам тебя с потрохами! Думаю, она даже спасибо скажет, что вернул блудную дочь.
– Ты не посмеешь этого сделать! – взъелась блаженная. – Я женщина! Какая подлость!
– Будешь дергаться – свяжу!
Она
– За это я и ненавижу вас, мужчин! – выдавила сквозь зубы. – И если бы не зов природы…
– Где? – Рассохин навис над ней, изображая злодея.
Отроковица заслонилась рукой.
– В урочище Гнилая Прорва.
– Там поселок сгорел! Там негде жить!
– Мы в лагере живем.
– В каком лагере?
– На женской зоне, в бараках. На другом берегу от Гнилой.
Стас сел на бревно.
– Колыбель будущего человечества – в бараках…
– Все религии мира вышли из пещер, – парировала Зарница, явно повторяя чужие слова. – Не в условиях суть.
– Религия? Вот как…
– Придет время, и завещание пророчицы сбудется. Мы построим город Кедра…
– Если Матерая с Сорокиным не украдут ваши деньги!
У блаженной был позыв подтвердить это, но она отвернулась и пробубнила:
– Внутренние дела общины можно обсуждать только с посвященными.
– Ну и сколько вас там, отроковиц первозванных?
– Нас уже сорок, – похвасталась. – Без меня тридцать девять… И двенадцать отроков. Вернее, сейчас тринадцать…
– Галицын – тринадцатый отрок?
– А что? Это счастливое число.
Отроковица перестала скалиться, гримасничать, и Рассохин как-то уже подзабыл о ее блаженном состоянии, но она подсела сбоку, прильнула плечом и мечтательно напомнила:
– Вот если бы ты согласился пойти со мной! И мы вместе отыскали пророчицу, получили ее благословение…
Закончить эту фантазию не позволил взревевший на реке лодочный мотор. Стас запомнил когти Зарницы, загодя отпрянул от блаженной и погрозил – сиди тихо!
На ее лице отразился ужас.
– Замри и не думай! – просипела она, втискиваясь между лесин.
Матерая не могла найти своего подопытного и, скорее всего, поняла, что кто-то приезжал на Красную Прорву и его освободил – жердь с разрезанными веревками бросили неподалеку от стана, да и склон истоптали, пока тащили Скуратенко в лодку. Предугадать дальнейшее поведение было трудно: если Матерая чувствует здесь себя владычицей реки, то и в самом деле попытается вернуть несчастного моториста. Однако Рассохину как-то мало верилось в ее беспредельную власть и чародейские способности. Но через три минуты пришлось убедиться в обратном…
Лодка шла с какими-то остановками, будто мотор барахлил. И только когда «Прогресс» выплыл из-за поворота, стало ясно – они кого-то искали, тщательно осматривая через бинокли залитые берега. Эдакая пиратская команда – головы мужчин в камуфляжных банданах…
Рассохин отвлекся на мгновение – показалось, где-то застучали деревянные подошвы, и тут узрел, как рулевой сбавил обороты, резко переложил румпель и повернул в заводь, к острову.
Матерая указывала на него своим перстом…
13
Погорелец мог бы встать сейчас и уйти – Рассохин понимал, что ничего с ним сделать не сможет. Хотя еще недавно в нем кипела такая злоба на похитителей Жени Семеновой, что готов убить был, растерзать, ибо представлялись кержаки этого толка страшными злодеями. Но в этом ничего злодейского не было, правда, глаза лукавые, вероломные, все видят и отмечают.
– Говори, блудила с тобой отроковица или нет? – напирал он.
– Что значит – блудила? – тупо спросил Стас.
– Спала с тобой?
– Спала…
– Ладно, испытаем ее на блуд! – пообещал погорелец. – А ты что, паря, шатаешься?
– Не знаю… – и неожиданно пожаловался: – У меня ноги трясутся.
– Да ты захворал ведь! – догадался тот. – Распаленный весь, глаза кровяные, жар у тебя. В сей час сковырнешься с лесины, что я делать-то с тобой стану? Мне же эдакого сохатого не поднять.
– Ты погорелец? – хрипло спросил Стас.
– Ну, хочешь, дак погорелец. Раз винтовка моя у тебя…
– Как зовут?
– В самом-то деле огнепальный я…
– Имя, что ли, такое?
– Не. Именем я Христя… То бишь Христофор. У нас толк огнепальный, мы люди старого обряда.
Говорил, а сам рыскал глазами, оценивал, прикидывал, прибрасывал.
– Почему так называется?
– А потому как огнем нас спалили, обездолили.
– Кто?
– Анчихристы! Налетели зимой и всех дотла…
– Ладно, Христя… – у Рассохина все плыло перед глазами. – Покажешь, где твой Прокошка живет.
– Что не показать? – мгновенно согласился тот. – Покажу. Да ведь далековато будет, добредешь ли?
– Не твое дело.
– На что тебе племянник-то? Что надо, дак у меня спроси.
– Я хочу вернуть отроковицу!
– Ты-то, паря, хочешь, да кто же вернет? – изумился Христя. – У нас ведь невест не возвращают, коль добычей взяли. Ежели высватал да худого воспитания, тогда можно. Или ежели блудницей оказалась… Но мы ей испытание учиним!
– Вы ее украли!
– По-вашему – украли. А по-нашему дак добыли. Прокошке срок подошел, он с богом подрался и одолел.