Карагач. Книга 1. Очаровательная блудница
Шрифт:
– Кузя, сходи за водой! – и полез в свою палатку.
Обознался, принял за техника Кузнецова…
– Где Женя Семенова? – спросил Рассохин.
Галя сдал назад, обернулся и, оступившись, рухнул с палаточного основания. Вскочил, помотал головой.
– Рассоха?!
– Отроковица нашлась?
На полусогнутых ногах Галкин приблизился к костру. И, словно опасаясь его, сел поодаль.
– Точно, Рассоха! Но тебя же убили? И эту, отроковицу!..
– Кто сказал?
– Майор прилетал, кагэбэшный…
– А как Женю убили? – после паузы спросил Стас. – Кто?
– Погорельцы!.. – Галя придвинулся поближе и оказался напротив. – Будто ты
– Ты откуда узнал?
– Одного погорельца же поймали! Облаву устроили…
– Как зовут? Христофор?
– Не знаю, не говорили… Он потом слинял! Повезли показывать, где вас в болоте утопил. То есть тела… Водил, водил между урманами, а потом как сквозь землю провалился! Месяц искали, нас привлекали… А как ты выжил-то?
– Выжил, – обронил Рассохин, вдруг ощутив старую обиду.
Потом пришел Репа, тоже вроде обрадовался, но сразу же побежал на радиостанцию, докладывать начальству.
– Сейчас пригонят борт, – сообщил, когда вернулся. – Ну, рассказывай, где носило? Мы же тебя искали!
– Плохо искали…
– Рюкзак с тушенкой в дупле нашли!
– Я в километре от этого дупла был, – неохотно признался Стас. – Все лето…
– Ладно врать-то! Мы там все излазили! Вид у тебя, конечно… одни кости! Болел, что ли?
– Болел.
– А сказали, вас обоих грохнули…
Репе что-то хотелось спросить, но при собрании всего отряда он не посмел, и лишь когда прилетел вертолет, под шум винтов вдруг признался:
– Последняя надежда была – вы вместе с отроковицей. Думал, может, отыскал ее и сбежали на пару…
В Усть-Карагачской районной больнице, куда его вывезли вертолетом из лагеря отряда, долго допытывались, кто делал ему операцию, где и в каких условиях. Обследование показало, что он болел тяжелейшей формой воспаления легких, после которой если и выживают, то становятся инвалидами. У Рассохина оказалась отсечена нижняя доля легкого, в которой уже начался некроз, причем так чисто, что не последовало никаких осложнений, обычных в этих случаях. Он рассказал врачам все как было, и что это рубец на груди не от операции, а от ранения медвежьей рогатиной. Доктора его выслушали, записали и вроде бы даже поверили. Но потом пришли из прокуратуры и сначала поинтересовались, где был все это время, просили указать место, и наконец спросили о Жене Семеновой. И он опять рассказал, как стрелял в отроковицу и как потом напоролся на рогатину, вживленную погорельцем Прокопием. Его признания записали и ушли, а Рассохин ощутил облегчение.
Спустя неделю следователь опять явился к нему и теперь уже уточнял подробности, рисовал схему, где кто стоял во время трагического происшествия, и стало ясно, что кто-то из отряда указал гриву в болотах, где находилось жилище огнепального Христи, и прокуратура там побывала. У Стаса взяли подписку о невыезде, и когда он выписался из больницы, то в ожидании своей участи некоторое время жил на квартире у старушки, которая и посоветовала ему помалкивать, говорить, что плохо помнит, в голове все перепуталось, в бреду был, а потом вовсе без сознания. Дескать, посадят в тюрьму ни за что, девица-то, может, и жива осталась, а тебе срок грозит по тяжелой статье. Народ в Усть-Карагаче жил бывалый, каторжный с давних времен, всему научат…
В то время Рассохин ничуть не сомневался, что стрелял в отроковицу, и самое главное, в душе до сих пор еще тлела обида и ревность, которые и подогревали убеждение. И еще заметил, чем чаще и подробнее он рассказывает об
Рассохин бы еще тогда поверил врачам и самому себе и не жил бы с этой раной, но когда все обошлось, Аня призналась, что заплатила за экспертизу пять тысяч рублей – все, что заработала за три года на Вилюе, а тогда машина стоила четыре. А тогда она принесла справку в прокуратуру, дело прекратили за отсутствием события преступления и отпустили на все четыре стороны. Будущая жена обладала даром убеждения и вполне заменяла гипнотизера; они уехали на Вилюй, но еще около года ему снилась Женя Семенова, и он откровенно потом пересказывал свои сны Анне, которая была уверена, что на Стаса навели порчу. Наконец она договорилась с якутским шаманом, который поставил его вверх ногами и часа полтора прыгал вокруг, бил в бубен, изгонял злого духа, пока Рассохин не начал чихать, поскольку в нос заполз муравей…
14
Пока «Прогресс» чалился, борясь с водоворотом и тыкаясь между несомого рекой плавника, Рассохин успел сделать три звонка. Телефон в милиции ответил сразу, но дежурный не знал, где Гохман, всякие заявления по звонку принимать отказался, мол, приходите, подавайте в письменном виде, а с начальником отделения связать не захотел. И вообще страдал дефектом речи, и Стас из всего сказанного понял лишь половину. К домашнему телефону участкового подошла жена и сказала, что Фридрих собирался ехать с уголовным розыском и Кошкиным на Карагач, но сообщили, что к обеду должен приехать профессор Дворецкий из Ленинграда, поэтому сейчас где-то на берегу, готовит лодку большей грузоподъемности.
– Передайте, ко мне на остров пожаловали гости от Сорокина, – наказал Рассохин. – Трое вооруженных мужчин и женщина. Если что, ищите в женской зоне на Гнилой Прорве.
Подробнее объяснять не хватало времени, лодка уже стукалась о деревянный берег. Потом он набрал номер Бурнашева, который в это время ехал по родной земле блаженной – по Нижегородской области.
– Кажется, сейчас и я попаду в плен, – успел сказать он. – Запоминай: община на Гнилой Прорве. Сорок женщин и дюжина мужиков. Галицын среди них. Сами не суйтесь…
Кирилл, похоже, сразу не врубился в ситуацию, стал сыпать бестолковыми вопросами, но Рассохин сбросил звонок, стал набирать телефон Лизы – и не успел…
Пираты с карабинами уже поднимались на остров, за их спинами поблескивала змеиная кожа Матерой. Рассохин спрятал телефон в бейсболку, засунул между лесин, присыпал песком и пошел навстречу.
Оружия не наставляли, но держали в руках, и было заметно – свита у Матерой и впрямь из отроков бывалых и ловких.
– Чем обязан? – сухо спросил Стас.