Карагач. Запах цветущего кедра
Шрифт:
– Тебя где носит, Станислав Иванович? – возмутился он. – Мы же потеряли! На связь не выходишь!
– Аккумулятор сел…
– Так и подумали…
– Ты как здесь? – от долгого молчания голос у Стаса был хриплым. – На чем? Подкрался – не слышал…
Участковый выглядел не просто утомленным – замученным, замордованным и рассеянным.
– До Репнинской соры на «Вихре», а оттуда на обласке. Там ледовый затор встал. Сору вынесло в залом и лед с верховий. В общем, с трехэтажный дом. Ужас, что нынче творится…
– То-то смотрю, вода
– Отвык реку веслом хлебать. – пожаловался и всмотрелся в другой берег. – Ладно, хоть ты живой. Не знаем, что и думать… С Галицыным встречались?
– Позавчера еще… Что у вас там случилось?
– У нас? – он загадочно потупился, спрятав глаза, – У нас в общем-то много чего. Дворецкий, к примеру, сбежал! Вот меня и послали…
– Куда сбежал?
– Да хрен его знает!… С двойным дном этот профессор. Как ты журналистку у него забрал и увез, будто с ума сошел. Всех вас, ученых, лечить надо, а не на Карагач пускать. Ехал сюда какую-то книгу искать, а сам по ночам орет – Лиза, Лиза! В общем, решил, ты у него эту Лизу похитил. Грозился застрелить… Никто серьезно его не воспринял. А он исчез вместе с резиновой лодкой и жаждой мести. Главное, у Кошкина ружье спер…
– Он стрелять-то умеет? – невесело усмехнулся Рассохин.
– По зверю, может и нет, а по сопернику – легко. – Гохман взглянул как-то подозрительно. – У тебя-то что стряслось?
– Откуда обласок? – вместо ответа спросил Стас.
– У погорельца отняли! – похвастался участковый. – Словили одного! Ну до чего же шустрый!… Отстреливался, суконец! Из трехлинейки. Мотор МЧСовский навылет, аж поршень выскочил…
– Зовут случайно не Христофор?
Усталый Гохман оживился.
– Христофор!… Знакомый, что ли?
– Знакомый…
Тот пригляделся.
– Какой-то ты озабоченный, Станислав Иванович…
– Да и ты не в восторге нынче…
– А где твоя… журналистка?
Рассохин сел на землю.
– Можно сказать, похитили, на добровольных началах. Давай только без паники.
– Как это – на добровольных? – опешил тот. – Ты что такое говоришь, Станислав Иванович? Что тут произошло? Не Дворецкий ли похитил?
– Она бы ему не далась…
– Кто? Погорельцы?
– В общем, Елизавета – дочь той самой Жени Семеновой. – кратко объяснил Стас. – Я рассказывал, она потерялась…
– Что потерялась, помню! Почему не сказал про дочь?
– Когда бы я тебе сказал?!
– А, ну да… И что дальше?
– Так вот Лиза приехала сюда искать свою мать. Недавно письмо от нее получила…
– Ты говорил…
– Я его видел, почерк, кажется, не похож… Хотя время все меняет. Думал, тебе показать…
– Стоп! – Гохман побегал возле костра, забыв про усталость. – Мне Кошкин сказал, будто ты… в общем, ее убил, эту Семенову. Уголовное дело возбуждали! Получился какой-то казус…
– Плевать на казус! – возмутился Рассохин. – Я до сих пор думаю так! Но пришло письмо!… И Лиза полетела сюда, с Дворецким. Должна была ехать
– Ну я сразу увидел – у вас с ней роман…
– Какой роман?!… Она даже не догадывалась, что это я… Христя причаливал, чтоб на Лизу взглянуть. Посмотрел и удрал… Короче, я сам Лизе все рассказал. Может и зря… За ней скоро пришли двое, муж с женой. Похожи на кержаков, может, погорельцы. И женщина ее увела. Пока я с Галицыным разговаривал… Записку вот оставила.
И подал листок Гохману. Тот несколько раз прочитал, изучил бумажку, на просвет глянул.
– Ты уверен, ее рука? Она писала?
Стас вспомнил, что и почерка Лизы не знает, никогда не видел. С этой сотовой связью и электронной почтой писать-то можно разучиться…
– Листок из ее блокнота. – сказал он.
– Значит, добровольно ушла? А если насильно увели? А записку продиктовали?
– Вряд ли. Заманили и обманули – поверить можно.
– Может, они сговорились с Дворецким? – предположил участковый и потряс головой. – Нет, это уже шиза какая-то…
– Христю трясти надо, если поймали. Он знает куда увели.
– Ты искать пробовал?
– Сначала, в горячах… Читай, она просит не ходить за ней!
– Говоришь, женщина увела?… А где мужик?
Рассохин огляделся.
– Со мной был и недавно ушел. Ментов за версту чует.
– Связал бы!
– Он вроде заложника остался…
– А если журналистка не вернется? Тут хоть было, с кого спросить!…
– Он молчун, не спросишь. Как немой, только кивает…
– Ничего, у нас бы разговорчивый стал. – пригрозил Гохман. – Мы бы его, как в гестапо… Что же происходит, Станислав Иванович? У тебя из-под носа уводят… журналистку? Уводят неизвестно куда… А ты мужика этого отпускаешь и сидишь на берегу? Что-то я тебя не понимаю. При всем моем уважении… Ты опытный, зрелый человек. К тому же, нечто подобное в твоей жизни случалось… Теперь опять похитили?…
– Лиза ушла, когда я разговаривал с Галицыным! – возмутился Стас, услышав в словах участкового некую подозрительность. – Она бы и на моих глазах могла уйти!… Потому что своенравная, как ее мамаша! Христофор знает, куда увели!
Участковый это будто бы принял к сведению, но подозрений в голосе не снял и своего ментовского возра не погасил.
– Ну, а полковник где?
– В лагере, у амазонок…
Тот посмотрел на другой берег.
– Тоже сам остался? Просто беда с этими … добровольцами!
Рассохин молча достал расписку Галицына. Гохман превратился в немца, или оконченного криминалиста. Изучил текст, бумажку и даже почерка сличил с запиской Лизы!
И это возмутило Стаса окончательно, нервы сдали.
– Ты что хочешь сказать? – прорычал он. – Ты на что намекаешь?!
– Да не волнуйся так, Станислав Иванович! – будто бы добродушно воскликнул сын пленного фашиста. – Там Кошкин с профессором достали, здесь ты… Какие вы нервные, господа ученые! И что же делать станем?