Каракалпак - Намэ
Шрифт:
— Отменить решение! Давай снова голосовать!
— Нельзя, нельзя, друзья мои и земляки, — объяснил председатель, сделав очень серьезное лицо. — Это невозможно. Ваше единодушное решение уже внесено в протокол. А протокол, — он поднял палец, — это документ. Кто же нам позволит отменять документы?
Начальник загса расхохотался.
— Вот, — продолжал дедушка, — там ничего нельзя было поделать потому, что бумага была уже написана. А теперь мы с внуком ничего не можем поделать потому, что бумага еще не написана. Видите, как нелегко все получается.
— Не беспокойтесь, Хакимнияз-ага. Смотрите, я уже беру бланки, и сейчас мы оформим и узаконим дату рождения вашего внука. Кстати, почему вы назвали его Тулепбергеном?
— Детей у меня много, а сыновей среди них было двое. Старшего нарекли Каипбергеном, а младшего Тулепбергеном, но он еще в детстве заболел и умер. А потому, когда на свет появился первенец среди моих внуков, я, не раздумывая долго, решил дать новорожденному имя моего младшего сына. Бог как бы заплатил мне одним мальчиком за другого. Ведь имя Тулепберген и значит — оплаченный, возмещенный, отданный вместо взятого. К тому же имя внука созвучно с именем отца. [19]
Note19
По древнему обычаю, окончания имен отца и сына должны совпадать.
— Итак, — сказал начальник загса, — нам осталось только выяснить день и месяц рождения Тулепбергена Каипбергенова.
— Он родился весной, — сказал дедушка.
— Весной, это хорошо, — почему-то обрадовался начальник загса. Он подошел к стене, на которой висел отрывной календарь, и стал его листать. — Смотрите, Хакимняяз-ага, смотри, Тулепберген, какой из этих дней вам больше правится?
— Подождите, уважаемый, — остановил его дедушка. — Зачем моему внуку вносить в бумагу «черный» день, давайте впишем ему «красный».
— Это правильно, — поддержал его аксакал.
— Красные — это праздники, — пояснил начальник загса. — Больше всего их в мае. Но праздники уж очень крупные: Первомай, День нашей Победы — даты все очень ответственные…
Тут встал местный коше-бий:
— Давайте день его рождения выберу я, — сказал он. — Услышав все, о чем вы говорили, я понял, что метрика выдается мальчику не по письменным справкам, а по устным. А раз так, то пусть и днем его рождения считается день радио, поскольку радио — это то, чему мы верили на слово.
Так и порешили.
Заведующий заполнил метрику и передал мне.
— Вот, Тулепберген Каипбергенович Каипбергенов. Ты, значит, родился 7 мая 1929 года в ауле Шортанбай. Не забывай.
8
Земля без человека — сирота беспризорная. Человек без земли — тоже сирота беспризорная.
Шортанбай. Название аулу дала речка, вернее, канал. Был он когда-то полноводным. Не зря же назывался Шортанбай, что значит «богатый щуками». Щуки на маловодье и безрыбье не заведутся. И аул был многолюдный. Прошли годы, обезводела река, обезлюдел аул. Можно неделю провести здесь и не встретить ни единой души. Но все же мне дороги эти места. Я и теперь могу часами стоять на бывшем берегу бывшего канала, а сухие колючки с этой земли для меня дороже цветущих тюльпанов.
В детстве родной аул казался мне если и не пупом земли, то по меньшей мере центром всей Каракалпакии. И не случайно казался. Если в нашем ауле кто-нибудь умирал или в каком-то из домов затевалась свадьба, то гонцов рассылали во все стороны и потом на поминки или на свадьбу люди съезжались в аул со всех сторон. А уж ежели все дороги от него расходятся и все пути в нем, в моем ауле Шортанбай, сходятся, то как же ему и не быть пупом земли?
Ну а наш дом, разумеется, казался мне сердцем всего Шортанбая. Если у нас радость, то и весь аул смеялся и веселился вместе с нами. Если у нас беда, то и весь Шортанбай горевал. Когда же в нашем доме вспыхивали ссоры и перепалки, начинались выяснения отношений между дедушкой и моим отцом, бабушкой и моей матерью, то стоило хоть кому-то повысить голос, как непременно кто-нибудь (чаще дедушка) тут же напоминал: «Тише, а то соседи узнают и разнесут по всему свету»- или просто: «Да не ори ты на всю Каракалпакию».
В результате у меня выработался некий — как бы это сказать-то по-современному? — аулоцентризм, что ли? Я думал, что если захочешь понять мир, то сперва надо понять свой Шортанбай. Честно говоря, я и сейчас держусь того же мнения. Разумеется, я вырос, повзрослел, поездил по миру, повидал людей и селения, в том числе и крупные города. Разумеется, ныне взгляды мои расширились, углубились и (что там еще со взглядами происходит?}, скажем, усложнились, обогатились и прочее, прочее, прочее. Да и Шортанбая моего давно уже нет ни на земле, ни на карте. И все-таки… Все-таки я и сегодня убежден: родной аул — центр мира. Все пути ведут к нему, все дороги из него исходят, и мимо него мне не пройти. Никак и никогда.
Каждое поколение само строит свою жизнь, но ведь еще и достраивает то, что заложено предками, и, в свою очередь, закладывает фундамент, на котором потомки будут возводить свою судьбу. И все наши строения опираются на общую почву — на родную землю. Земля объединяет всех, кто жил на ней, живет ныне и будет жить впредь.
У нас есть поговорка: «И беглец молит: «Помоги, господи», и преследователь взывает: «Господи, помоги». А еще в наших преданиях сказано: «Земля — бог, она творит навеки». Поэтому, слегка переиначив поговорку, можно сказать: и тот, кто в землю труд свой и надежды вложил, заклинает: «Помоги, земля», и тот, кто хочет взять от нее побольше, повторит: «Помоги, земля». Однако ныне уже и земля сама обращается к человеку с просьбой: «Помоги!»
Если первые пятнадцать дней месяца были ненастные, то остальные пятнадцать дней будут ясными. Была прежде такая примета.
Мой народ пережил века ненастья с верой в эту примету. И еще с верой в свою землю. Был он малочислен, зато земля его была обширна.
Из рассказов аксакалов. В давние-предавние времена главный бий каракалпаков вознамерился ехать в ханскую столицу, дабы отвезти хану собранную подать. Попутно решил он прихватить из дома и свезти на базар батман риса, продать его и на вырученные деньги купить внукам сласти и гостинцы. Оседлал он коня. Взял он хурджум и одну половину хурджума наполнил рисом, а вторую — камнями, дабы ровно лежал хурджум поперек конской спины и ни на одну сторону не перевешивал.
Когда бий каракалпаков закончил все дорожные сборы и готов уже был сесть на коня, подбежал к нему десятилетний внук его и так оказал деду своему:
— Дедушка, я тоже хочу поехать с тобой в ханскую столицу. Возьми меня.
Бий каракалпаков вразумительно ответствовал внуку своему:
— Хотел бы я порадовать тебя, внук мой, но должен я и коня пожалеть. На конской спине и так уже тяжелая ноша — батман риса да батман камней. Помимо того, и я еще воссяду на спину его. Если и ты взберешься, то будет коню тяжело.