Караул под «ёлочкой»
Шрифт:
Входная дверь скрипнула и приоткрылась. В образовавшийся проем просунулась светловолосая головка младшего сержанта Марины Вербининой:
– Привет, Уля! Ты одна?
Она стрельнула глазками влево и вправо.
– Как видишь, - пожала плечами Ульяна.
– Уль, у меня к тебе дело на миллион рублей!
– Вербинина впорхнула в комнату. Она была Ульяниным одногодком, но служила на узле связи на год больше, и уже успела обзавестись сержантскими погонами.
– Ну, если только на миллион, - рассмеялась Ульяна.
– Давай, выкладывай!
– Уль, я даже не знаю, как сказать...
– Марина вдруг залилась румянцем.
– Ты только пойми меня правильно.
– Мариш, ну не тяни кота за хвост! Что ты хочешь?
Вербинина покраснела еще больше.
– Уля, ты не можешь на ночь уступить мне эту комнату, - шепотом выдавила из себя Марина.
– Уступить?
– Ульяна ошарашено округлила глаза.
– Это как?
– Ну.
– лицо младшего сержанта Вербининой пылало.
– Уступить нам с Володькой. До утра не будет никаких испытательных работ. Чего же тебе здесь сидеть? Ты же наверняка собиралась лечь спать. Тебе ведь все равно, где отдыхать. А нам с Володькой.
Она покосилась в сторону диванчика за ширмой.
Недели три назад Марина Вербинина вышла замуж за молодого лейтенанта из группы обслуживания электрооборудования. Командование обещало молодой семье квартиру, но. Но пока медовый месяц семейство Вербининых проводило, кочуя по квартирам друзей и знакомых.
– Ну, ты даешь Маришка.
– проворчала потрясенная Ульяна.
– Это же командный пункт!
– Ну, и что?
– улыбнулась робкой улыбкой Марина.
– Никто же не узнает!
– А если проверка? Или что-то случится?
– С капитаном Беклемишевым я уже договорилась, чтобы на сегодня тебя подменить, - беспечно махнула рукой Вербинина.
– Если что случится, буду действовать по обстановке. Ульяшка, ну, пожалуйста!
– Ах, вот как... Ну, раз уже договорилась... Хорошо, подруга, принимай дежурство. Я убегаю!
– Спасибо, роднуля!
– Вербинина поцеловала Ульяну в щеку.
– С меня презент!
45.
6 сентября 1988 года.
Космодром Байконур, вторая площадка.
Комнаты отделения систем жизнеобеспечения.
Тело Евгения Шестюка на руках вынесли к грузовым воротам монтажного зала и погрузили в тот самый автобус, который вечером должен был развезти расчеты отделения систем жизнеобеспечения по домам. Стрельников созвонился с управлением контрразведки полигона и получил приказ срочно отправить труп агента в Ленинск для вскрытия и экспертизы. Сопровождали тело несколько сотрудников контрразведки и констатировавший смерть агента дивизионный врач. Сам полковник, хмурый и озабоченный, направился на пункт связи дивизии. Стрельникову предстоял далеко не простой разговор со своим руководством в Москве: смерть вражеского агента спутала контрразведчикам все карты. Уже выходя из зала, Вадим Алексеевич обернулся к Макарьеву:
– Антон, ты, пожалуйста, будь на месте. Нам с тобой еще о многом нужно будет поговорить.
Оставшись в комнатах отделения один, Макарьев снова вскипятил чайник, приготовил себе крепкий чай, удобно устроился на стуле и задумался.
Итак, их с Ульяной план увенчался успехом. Агент среагировал на мнимую угрозу, сунулся в ловушку и был пойман с поличным. Выдержка и хладнокровие на этот раз изменили Евгению Шестюку. Парадоксально, но именно страх разоблачения погнал его в расставленную Макарьевым и Ульяной ловушку. Страх быть раскрытым, в конечном итоге, и привел агента к провалу.
Но Макарьев не испытывал никакой радости от того, что враг оказался повержен. Как-то сразу навалилась накопившаяся за полторы недели постоянных тревог и волнений усталость. И темной давящей массой легла на душу случившаяся всего полчаса назад прямо у всех на глазах смерть Евгения Шестюка.
Странная смерть... Очень странная смерть...
По словам врача, даже без вскрытия, - правда, с некоторой долей вероятности, - можно утверждать, что Шестюк скончался не от сердечного приступа. Никто и никогда не слышал от него жалоб на больное сердце. Конечно, при такой жаре и сильных нервных нагрузках приступ мог начаться внезапно, но... Но насколько Макарьев разбирался в медицине, налицо были скорее все симптомы удушья, чем сердечного спазма. Да и врач из управления дивизии, осматривавший тело Шестюка сразу после кончины, подтвердил, что смерть агента действительно наступила от недостатка кислорода в организме.
Очевидно, что Евгения Шестюка в последние минуты его жизни никто не душил. И если смерть агента не была следствием каких-то естественных причин или скрытой патологии, то, скорее всего, речь следует вести об отравлении. Это значит, что какое-то отравляющее вещество было введено в организм Шестюка совсем незадолго до его смерти. Вещество, которое достаточно быстро, но не мгновенно, распространилось в теле агента и в конечном итоге заблокировало дыхательные каналы.
«Могла ли эта смерть быть самоубийством?
– Макарьев задумчиво потер лоб.
– Практически исключено... Агент идет на риск разоблачения, чтобы расправиться с угрожающим ему противником, и перед началом операции принимает ампулу с медленно действующим ядом... Нелогично и даже смешно. И потом, в последние минуты своей жизни Шестюк - это было очевидно для всех, кто присутствовал в комнате в момент его кончины, - явно не понимал, что с ним происходит. Он не ожидал смерти. Напротив, очень активно стал торговаться со Стрельниковым о гарантиях сохранения своей жизни в будущем. А это значит, что версию о самоубийстве Евгения Шестюка можно со спокойной душой отбросить в сторону».
«Тогда получается, что смерть агента стала результатом преднамеренного отравления. Кто-то ввел в организм Шестюка медленно действующий яд. Почему именно медленно действующий? Да потому, что убийце важно было выйти из круга подозреваемых, и не быть застигнутым врасплох около мертвого тела каким-нибудь неожиданно подвернувшимся свидетелем».
«Значит, снова отравление. Как и в случае с Бехтеревым... Только майор умер быстро, от цианистого калия. А Шестюк умирал медленно.»
«Но сам Евгений Шестюк до последней минуты своей жизни не подозревал, что умирает. Скорее всего, и предположить не мог, что его могли отравить. Значит, тот, кто дал ему яд, не воспринимался Шестюком как убийца. Да что там как убийца! Даже как потенциальная угроза не воспринимался! Поэтому и смог нанести смертельный удар незаметно для самой жертвы».
«Кем может быть этот неизвестный убийца? Вторым вражеским агентом? Или даже резидентом, руководителем Шестюка по шпионской работе? Хорошо, будем считать его резидентом. По крайней мере, пока».
«Но зачем резиденту нужно было убивать Шестюка? На ум приходит только одно разумное объяснение: если резидент как-то узнал, что Шестюк находится на грани провала и при его аресте какая-нибудь ниточка, за которую, конечно же, ухватится следствие, неминуемо приведет к разоблачению и самого резидента».