Карьеристки
Шрифт:
— Это из «Лютер рекордс». Принесли сегодня утром. Отправить обратно?
— Нет, я вскрою. — Топаз с любопытством посмотрела на пакет.
Она разорвала коричневую бумагу, и ее охватил приступ ярости. Теннисная ракетка с прикрепленной запиской. В ней только одна строчка: «Преимущество на стороне мисс Гордон».
Топаз подняла ракетку, не веря своим глазам. Три года Ровена Гордон в Соединенных Штатах Америки, и ее холодная голубая кровь ни на один градус не согрелась. Она не извинилась, не объяснилась, она относилась ко всему как к игре. И она, черт побери, смеялась!Над ней.
Ты хочешь доиграть игру до конца? Так будь по-твоему.
Топаз повертелась перед зеркальной стеной. Она впервые надела платье от кутюр, из тех, что в единственном экземпляре и стоят столько… Но сейчас, любуясь собой, она подумала — выбор правильный.
Бальное платье из бледно-розового атласа со шлейфом, с обтягивающим лифом, расшитым вручную мелким золотым бисером. Юбка отделана золотой парчой. Не отрывая глаз от своего отражения в огромном зеркале, Топаз достала любимые гребни из черного дерева и подняла волосы наверх, заколола, а потом побрызгала лаком для волос. Она надела коралловые висячие серьги, подчеркивающие стройность длинной шеи, и ожерелье из рубинов. Это замечательное украшение от Картье Джо купил ей за две недели до помолвки.
— Ну зачем это? — спросила Топаз, когда он вручил ей коробочку за ужином в «Элейн».
Женщина за соседним столиком невольно вскрикнула, потрясенная совершенством рубинов, вспыхнувших на свету.
— Для радости, — ответил Джо, чувствуя, как сердце буквально разрывается от любви при виде слез в глазах его женщины.
Быть врозь стало сплошной мукой для них. Каждый день, целуя друг друга на прощание, они тянули, не желая расставаться. Встречались за ленчем, после работы один ждал другого. Они ходили везде, держась за руки, как подростки, Топаз иногда звонила Джо по прямому телефону на Эн-би-си и во всех подробностях объясняла, что бы хотела с ним сделать. И он минут пятнадцать просто не мог подняться с места. Нат никогда не позволял ей этого, а Джо — упивался. Вечером, дома, если Топаз хотела три раза заняться любовью, то Джо — пять. Натан иногда отстранял ее, а Джо просил еще. С Натаном было хорошо, но Джо заставлял кричать от восторга.
— Я хочу от тебя детей, — прошептала она ему в ресторане.
Голдштейн, чуть не поперхнувшись, ответил:
— Я думаю, можно устроить.
Сегодня они даже не доели закуски, когда Топаз ушла заниматься своим нарядом.
— Ну, я уже могу войти? — крикнул Джо из кухни.
— Да! — ответила она.
Топаз покрутилась, повернулась к нему лицом, придерживая шлейф и надевая золотистые туфли на высоких каблуках от Курта Гейгера.
— Тебе нравится? — волнуясь, спросила она.
Джо Голдштейн смотрел на невесту, оглядывал с головы до ног медленно, как бы впитывая в себя нежный с золотом атлас, прелестные сережки, сверкающие рубины на белой коже над полной грудью, которая благодаря удачному крою казалась еще выше. Она взволнованно ждала, волосы мягко поблескивали.
— Красиво, — спокойно сказал Джо, — но чего-то не хватает.
— Чего? Ты думаешь, мне надо взять сумочку? Но она с этим платьем не вяжется…
— Нет. Не сумочку. — Он подал ей маленькую коробочку с вытесненными словами «Эспри и К о». — Я все ждал подходящего момента, чтобы вручить.
Сердце забилось. Топаз открыла коробочку — в ней лежало необыкновенно красивое кольцо, усыпанное темными изумрудами и бриллиантами. Оторвавшись от кольца, Топаз увидела, как Джо опустился перед ней на колени.
— Я знаю твой ответ, — начал он, — но я старомоден… Топаз Росси, ты согласна выйти за меня замуж?
— Да, — ответила Топаз. — Да. О, Джо, я люблю тебя.
— Ты хорошо выглядишь, — сказал Джон, когда Ровена предстала перед ним. Он осмотрел ее квартиру — Очень по-нью-йоркски.
На этот раз Ровена выбрала длинное облегающее платье, узкое, из серебристого шелка от Исаака Мезраи. Она надела серебристые туфли от Джимми Чу, белый шарф «Гермес» и простой серебряный крестик на серебряной цепочке. Волосы свободно падали на спину, как занавес белого золота. В последнее время она предпочитала быть вот такой — стройной, элегантно-простой, и все по минимуму. Год назад она переделала квартиру. Мебель в георгианском стиле, английские акварели уступили место японскому стилю — низким столикам, низкому дивану и рисовой циновке. Музыкальная техника самого высокого класса, какая только существует в мире, заняла остальное пространство.
Джон увидел факс и телефон у постели, на стенах — стереоколонки.
— Ни минуты без работы, да?
Она взяла изящную узкую сумочку с комода, накинула ремешок на плечо.
— А чем еще заниматься? — спросила она, и на долю секунды ему показалось — он услышал нотку сожаления в ее голосе.
Беспорядочные вспышки фотокамер напоминали затеи пиротехников.
Ровена, помня о присутствии прессы, с ледяной улыбкой кивнула Топаз Росси. Джон куда-то исчез, а Джо Голдштейн стоял рядом со своей подругой. Ровена узнала его по фотографии. Так вот каков новый сотрудник Эн-би-си!
Она посмотрела на Голдштейна с явным любопытством. Очень хорош собой, но, как ей показалось, — не в стиле Топаз. Сама Росси выглядела потрясающе, Ровена даже позавидовала ее платью, очень женственной фигуре и ожерелью, от которого захватывало дух. На фоне Топаз ее простой наряд совсем бледнел.
— Добрый вечер, Ровена, — приятным голосом сказала Топаз.
В Нью-Йорке ее акцент стал еще заметнее, подумала Ровена, даже не собираясь отвечать.
— Ты не знакома с моим женихом, Джо Голдштейном? — продолжала Топаз. — Джо ушел из «Америкэн мэгэзинз» на телевидение. И, думаю, ты уже слышала — я новый директор компании в Нью-Йорке.
— Да, — презрительно процедила Ровена.
Топаз почувствовала, как гнев снова заклокотал в ней. Та же прежняя Ровена Гордон, для которой дружба — одно неудобство. Для нее девушки из низших слоев там и остаются, как бы высоко они ни взлетели.
— Ну, похоже, тебе неинтересно, — сказала Топаз.
Ровена посмотрела на Топаз, стоящую перед ней с Джо, обнявшим ее за талию. Обручальное кольцо поблескивало на руке. Она выглядела ослепительно и победоносно, буквально светилась от счастья, но в глазах горел вызов, и прежняя, холодная часть Ровены, которую, как ей казалось, она давно похоронила, отказывалась разрешить ей признаться себе: именно она, Ровена, была предательницей. Нет, выиграть схватку любой ценой! Ровена отлично знала, как больнее обидеть бывшую подругу.