Карфаген должен быть разрушен
Шрифт:
Он глубоко вздохнул.
— Странные у вас имена, — сказал Андриск. — Я еще таких не слыхивал.
— Сразу новичка видно! — заговорил Макк. — Эти имена вся Италия знает. Когда возвратишься в свои Кумы, скажи, что познакомился с Макком и Букконом…
— И с Доссеном! — вставил проснувшийся, смешно тряся головой. — Ибо Макк и Буккон обжоры и бродяги, а я человек мудрый и ученый.
— Какой ученый! — иронически протянул Буккон. — Ученый, тот книги читает. А ты и днем дрыхнешь, будто ночи мало.
— Да
— Ну и что тебе привиделось? — спросил Буккон, подмигивая Макку.
— А то, что…
Обернувшись, Доссен притянул к себе мешок, вытащил из него матерчатую маску и показал ее Андриску со словами:
— Сначала умер он.
На Андриска смотрел старикан с длинным красным носом и широко открытым ртом.
— А потом ты и ты, — продолжал он, поочередно показав на Буккона и Макка пальцами.
— А ты остался жив? — протянул Макк.
— Как тебе сказать. И не жив, и не мертв. Между живыми и мертвыми где-то посредине. Туда и сюда сную на лодке.
— Понял! — сказал Буккон. — Ты стал Хароном. Но маски Харона у нас нет.
— Как же нет?
Доссен полез в свой мешок, вытащил оттуда другую маску и, выставив ее перед собой, просунул в отверстие рта палец.
— Язык мы приклеим, уши удлиним, щеки подбелим.
— Пойдет! — согласился Макк.
Доссен положил маску на землю.
— Я догадался, — сказал Андриск. — Вы актеры. А Буккон, Доссен и Макк — имена ваших масок.
— Молодец! — похвалил юношу Доссен. — Но остался наш Папп.
Он достал маску Паппа и, протянув ее перед собой, сказал:
— Умирают актеры, а маски живут.
— Да, Доссен, еще как живут! — прошамкал Андриск по-стариковски.
Доссен опустил маску.
— Я слышал голос Паппа! — воскликнул он.
— И впрямь похоже, — подхватил Буккон, — точно душа бродяги Паппа вселилась в Андриска. Но все же продолжай свой рассказ, Доссен.
— Так вот. Сели вы в лодку. Везу вас по Стиксу. Обычно мертвецы молчат, а на вас говорун нашел. Болтаете, словно и не умирали. Едва до другого берега догреб. Ну, пора вам выходить и расплачиваться. А ты, Папп, — обратился он к Андриску, — жадюга, асса не отдаешь, будто проглотил, болтаючи. Ты же, Буккон, и того хлеще отмочил: дал мне, Харону, фальшивую монету.
— А я что сделал? — поинтересовался Макк.
— А ты, — Доссен сделал паузу, — а ты, Макк, асс в кулак зажал и кричишь: «Не могу один в Аиде жить!» Плюнул я в Стикс и обратно вас повез, потому что таким прохвостам в Аиде делать нечего.
— Здорово ты придумал. Каждый самого себя играть будет! — сказал Макк.
— Это не он, а я придумал! — воскликнул Буккон. — Вижу, человек едет, и говорю: «Смотри, Макк, это наш Папп с того света возвращается». А Макк еще обругал меня: «Вечно ты, мол, со своими глупостями».
— Все так и было, — подтвердил Доссен. — И когда Буккон произнес «с того света», меня осенило. Я притворился спящим, чтобы думать не мешали.
— Страшно актером быть, — проговорил Андриск неуверенно. — Все на тебя смотрят.
— А ты не бойся! — успокоил Макк. — Для людей играем, не для богов. И маски наши через смех говорят правду. Сцена становится трибуной.
— И трибуналом, — добавил Буккон,
— А насчет шкур не беспокойся, — вставил Доссен, — как в селение приедем, сразу объявим: «Желаете представления — пять шкур задаток!»
Все расхохотались.
Отвернувшись, Доссен полез в мешок и вытащил оттуда закупоренную флягу.
Буккон раздал всем по фиалу.
— Так за что мы пьем? — спросил Доссен. — За возвращение Паппа?
— За бессмертие масок! — выкрикнул Макк, поднимая свой фиал.
ПЕРВЫЙ ЧИТАТЕЛЬ
Весь месяц был отдан работе. Свитки, разложенные на полу и тщательно классифицированные Полибием, понемногу заполняли стеллажи, сооруженные в доме по приказу Эмилия Павла.
Увлеченный трудом, Полибий не замечал, как текло время. Он совсем никуда не выходил. Завтрак и обед прямо в библиотеку приносил ему Исомах.
Однажды, когда он, сидя на полу, склеивал поврежденные свитки, без стука отворилась дверь. На пороге стоял юноша в тоге, румяный, светловолосый. Бронзовая бритва еще не касалась его щек, но в облике юного римлянина не было бойкости, свойственной этому возрасту.
— Я не вовремя? — спросил он, пятясь. — Было так тихо, что мне показалось, здесь никого нет.
Судя по акценту, юношу эллинскому языку обучал какой-нибудь афинянин.
— Отец разрешил мне пользоваться этими книгами, — продолжал римлянин. — Собственно говоря, он привез их для нас с братом, которого взяли маны.
— Ты Публий? — спросил Полибий, вспомнив рассказ Исомаха о старшем сыне Эмилия Павла.
— Публий Корнелий Сципион Эмилиан, — подтвердил юноша. — Называй меня первым именем. Чужеземцам трудно привыкнуть к нашим длинным именам. Как я тебе завидую, — добавил он после паузы. — Ты можешь прикасаться к творениям мудрецов и поэтов.
— Давай познакомимся. — Полибий протянул ему руку. — Полибий, сын Ликорты.
У Публия была широкая ладонь с короткими пальцами. В его рукопожатии ощущалась сила.
Они сели за стол друг против друга. Юноша с интересом смотрел на Полибия, не решаясь начать разговор первым.
— Хочешь посмотреть библиотеку? — спросил Полибий.
— Я бы хотел почитать… Что-нибудь по истории.
Полибий подошел к полке и вынул футляр.
— «История Пелопоннесской войны» Фукидида. Великая книга!