Карфаген должен быть разрушен
Шрифт:
Прошло несколько мгновений, и в проходе, разделяющем курию, появился плотный человек в темном неподпоясанном хитоне. На вид ему было лет шестьдесят. Проседь в бороде, но очень живые черные глаза. Вслед за ним шли послы помоложе, тоже в темном.
Тиберий Гракх толкнул своего соседа Сульпиция:
— Опять Лисий!
Лисий неторопливо поднялся на возвышение. Несколько мгновений посол стоял со скорбно склоненной головой, потом поднял ее, словно бы усилием воли, и одновременно вытянул вперед ладони.
— Комедиант! — процедил Сульпиций, поворачиваясь к Тиберию.
— Взываю к вам, милостивые владыки Рима, — начал Лисий, — от имени осиротевшей Сирии, от
Лисий замолчал, словно душившие его слезы не давали ему говорить, вытер лоб тыльной стороной руки и вновь заговорил, понизив голос:
— Перед смертью… перед смертью наш Антиох оставил власть своему сыну Антиоху. Но мы, царские родственники и друзья, ставим волю сенаторов превыше всего. Царем Сирии будет тот, кто угоден вам. Мы лишь возносим смиренную мольбу утвердить предсмертную волю Антиоха и обещаем сделать все, чтобы в царствование Антиоха, сына Антиоха, наша дружба с Римом стала еще крепче.
— Сенат рассмотрит вашу просьбу в надлежащем порядке, — объявил консул.
Подобострастно кланяясь, Лисий спустился с возвышения и направился к выходу с низко опущенной головой. Другие послы чинно следовали за ним.
Дождавшись, когда дверь за послами закрылась, консул вновь обратился к собранию:
— Чтобы мы могли решить вопрос с полным знанием дела и ответственностью, нам следует выслушать сирийца Деметрия, сына Селевка. Имеются ли у отцов-сенаторов возражения?
Отцы-сенаторы молчали.
— Тогда, — сказал консул после паузы, — послушаем Деметрия. Впусти его!
В зал вбежал Деметрий. Через несколько мгновений он уже был на возвышении рядом с консулом.
Копна черных волос, матовая бледность лица, мятущиеся, не находящие места руки.
— Я — Деметрий, — начал юноша взволнованно. — Я вырос здесь, в Риме, на ваших глазах. Вам известно, что мой отец, царь Сирии Селевк Филопатор, отдал меня в Рим, чтобы сенат и римский народ не усомнились в его верности. Успокаивая мое детское горе, он сказал мне напоследок: «Сын мой! Тебе не плакать надо, а радоваться. В Риме ты пройдешь школу справедливости. Тебя будут окружать честные люди, а не царедворцы, от которых можно ждать любого коварства». Поэтому он побеспокоился о завещании; ввиду моего малолетня он распорядился в случае своей кончины передать власть Антиоху, с тем чтобы после его смерти корону получил я.
Деметрий вытер вспотевший лоб.
— Царедворец Лисий, который стоит во главе посольства, уничтожил завещание и составил новое в пользу моего двоюродного брата Антиоха, скрепив его царской печатью, которой он распоряжался. Этот Лисий, втершись в доверие к моему любимому дяде, стал его главным советчиком и стратегом. Передавая власть Антиоху, сыну Антиоха, вы вручаете ее Лисию, человеку коварному и злонамеренному. Я живу в Риме много лет, и мне известно, что к вам обращаются как к «отцам-сенаторам». Разрешите назвать вас отцами, ибо в мире у меня нет никого, к кому я мог бы обратиться со словом «отец». Боги взяли к себе моего родителя Селевка. Злодейски убит мой дядя Антиох, которого, умирая, царь просил: «Будь Деметрию отцом!» Отцы мои! Не дайте восторжествовать коварству и беззаконию!
— Можешь идти, Деметрий! — произнес Элий мягко. — О решении сената тебе сообщат.
Юноша, всхлипывая, удалился.
— Приступаем к обсуждению, — возгласил консул. — Слово имеет цензорий [32] Марк Порций Катон.
Все головы обратились к Катону. Он встал, но вместо того чтобы высказывать
— Я прошу отсрочки, Элий! Я никогда не был в Сирии и хочу выступить после тех, кто ориентируется не по речам заинтересованных лиц.
32
Цензорий — бывший цензор. В римском сенате ораторы выступали в определенном порядке. Первое слово представлялось цензорам и бывшим цензорам, затем консулам и бывшим консулам, преторам и бывшим преторам. Низшие должностные лица могли и не дождаться своей очереди.
— Разрешить! Пусть говорит потом! — послышались крики.
— Цензорий Марк Порций Катон, — произнес Элий торжественно. — Можешь выступить позднее. Слово имеет консуляр Семпроний Гракх.
С места поднялся сенатор невысокого роста, с прямой осанкой и выразительным лицом.
— Волчица вскормила основателей нашего города Ромула и Рема, — начал он проникновенно. — Можете себе представить, что было бы с этими младенцами, не отними их у зверя пастух Фаустул. Они ходили бы на четвереньках и выли бы, как их приемная мать и молочные братья. Деметрий усыновлен нашим городом, воспринял наши обычаи. Я с наслаждением слушал его латинскую речь. Я верю ему и призываю вас, отцы-сенаторы, вернуть Деметрию законную власть.
Консул достал список и прочитал:
— Консуляр Марк Юлий Брут.
— Отказываюсь от слова, — послышалось из зала.
— Претор Сульпиций Гал.
— Отцы-сенаторы! — начал Сульпиций Гал, оглядев зал. — Я согласен с мнением Тиберия Гракха. У нас есть поговорка: «О мертвых хорошо или ничего». Позволю себе нарушить это правило. Антиох, второй сын того Антиоха, который называл себя Великим, сразу же после разгрома сирийцев был послан к нам заложником. Незадолго до кончины Селевк вытребовал у нас брата, послав вместо него своего сына Деметрия. Став вскоре царем, Антиох начал войну с Египтом и едва не вступил в Александрию. Нуждаясь в деньгах, он разорил все храмы своего царства. Устроив в честь нашего посольства пир, он скинул одежды и плясал голым. Теперь подумаем, какую силу имеет завещание такого царя?
Зал загудел.
— И еще! Станем на место юноши. Отец дал его нам заложником. Он остался заложником и при своем дяде. Если мы его не отпустим, он будет заложником при своем малолетнем брате. Это абсурдно.
В зале послышался смех.
— Слово имеет Гней Октавий, — объявил консул.
— Отцы-сенаторы! — начал Октавий. — Мы принимаем заложников, чтобы обеспечить выполнение условий мира. А выполняются ли эти условия? Мне стало известно, что в сирийском войске, осаждавшем Иерусалим, было тридцать шесть слонов. А ведь мирный договор с Антиохом Великим не разрешает иметь ни одного. Из другого источника я знаю, что у сирийцев — двадцать боевых кораблей вместо десяти разрешенных. Вот о чем надо подумать, прежде чем назначать царя.
— Слово имеет консуляр и цензорий Марк Порций Катон, — объявил консул.
— Мы умеем усмирять царей, — проговорил Катон решительно, — а делать между ними выбор не научились. Перед нами двое. Один — девятилетний мальчик, за спиной которого толпа воспитателей и родственников. Другой — юноша в расцвете сил, воспитанный у нас в Риме и изъясняющийся по-латыни не хуже, чем вы. Два оратора высказались в пользу Деметрия. Ты, Сульпиций Гал, начитался греков и доказываешь от противного, как какой-нибудь софист. Нет спора, что Деметрия обошли. Для него это несправедливо, для Рима же справедливо то, что выгодно нам.