Карфаген должен быть разрушен
Шрифт:
— Я не понимаю, о чем ты, Андриск, — сказала Элия, — но я верю тебе, и знай, я буду тебя ждать.
Андриск растерянно взглянул на Элию. Теперь он не понимал, о чем она говорит, ведь ему было известно, что в римской семье всем распоряжается отец.
— Разве такое возможно? — пробормотал он. — Тебе не дадут ждать, девочка!
— Я знаю, как это сделать, Андриск. Ведь я римлянка.
И хотя Андриск по-прежнему ничего не понял, он закивал головой и воскликнул:
— Вот мы и поклялись в верности друг другу!
— Да помогут тебе боги, Андриск! — сказала Элия и отвернулась, чтобы скрыть хлынувшие слезы.
«СЫН
Солнце уже стояло высоко, когда Деметрий и Диодор, покинув трюм, поднялись на нос корабля. Влажный ветер трепал волосы, вздымал края хитонов. Дышалось всей грудью.
Слева по борту тянулись покрытые черными лесами холмы, среди которых, как драгоценные камни, блистали белые виллы. Деметрий то следил за разворачивающимся берегом, то, наклонившись, разглядывал зеленоватые валы, рассыпающиеся сверкающей пылью. Ему было все внове. Диодор радовался удачному побегу и мысленно строил планы возвращения в антиохийский дворец.
Шум шагов заставил обернуться. Перед ними был человек толстый, как пифос, с красным лицом и седеющими волосами. Не трудно было догадаться, что это глава священного посольства Гасдрубал.
— В Египет торопитесь! — проговорил толстяк неестественно тонким для своего телосложения голосом.
— В Александрию, — небрежно бросил Деметрий. — Наш юный Птолемей…
Заметив, что Диодор вытаращил глаза, царевич оборвал фразу на полуслове. На лбу у него выступил пот.
— Можешь не продолжать, красавчик! — злорадно прошипел карфагенянин. — Сразу видно, что ты не тот, за кого себя выдаешь. Юный Птолемей в Киренаике правит. А насчет беглых рабов в договоре между нашим городом и Римом есть особая статья, и я ее выполню, хотя бы мне пришлось еще на один день опоздать в Тир.
— Это низко! — закричал Деметрий. — Тебе же заплачено!
— За свободнорожденных египтян, членов посольства, а не за беглых.
— Не беглые мы! — вмешался Диодор, обретя дар речи. — Перед тобой, почтеннейший, царевич Деметрий, сын Селевка, внук Антиоха Великого, принятый ромеями в заложники. Я же — его воспитатель и советник.
— Царевич! — расхохотался карфагенянин. — Царевичем себя каждый назвать может. Это доказать надо!
— Доказать! — вспыхнул Диодор. — Когда великий Ганнибал у Антиоха Великого, моего благодетеля, убежища просил, доказательств не требовали. Я был тогда при дворе и помню, какой прием оказали твоему соотечественнику. И ведь не мы, сирийцы, решили выдать Ганнибала, хотя договор с ромеями это предписывал. Антиох его предупредил, и Ганнибал бежал в Армению. Все это на моих глазах было. Но если ты хочешь доказательств…
Диодор засунул руку за хитон и, выворотив внутренний карманчик, вытащил монету, блеснувшую на солнце.
— Сравни, почтеннейший! Похож внук на деда?
Гасдрубал отстранил монету.
— Я тебе верю, старик, — проговорил он вполне дружелюбно. — Антиохийку я на взгляд узнаю. Чистое золото, без обмана. И откуда бы ей у беглого раба взяться? — продолжал он, рассуждая сам с собой.
— И не каждый свободный ее имеет, — вставил Диодор. — Ведь это неразменная монета из рук самого Антиоха мне за усердие пожалована. Я ее все эти годы храню как талисман.
— А если вас ромеи хватятся? Как быть? — проговорил карфагенянин.
— Скоро не хватятся! — пояснил Диодор. — Ведь мы на охоту шли, да на другую дорогу свернули. Дня через три наши рабы нас искать начнут. А когда их пытать будут, чтобы узнать, где господа, они выдать не смогут, ибо сами ничего не знают. Рабов мы отослали, чтобы они все для охоты готовили. Еще два дня пройдет…
— А за пять дней мой «Сын Мелькарта» будет у Кипра, и его ромеям не догнать, — сказал толстяк. — Ловко вы следы замели! Да и повезло, что на меня напали. У меня с ромеями особые счеты. Ты же, царевич, — он обратился к Деметрию, — помни, на какой я риск иду.
Деметрий прижал руку к груди:
— Разве такое забыть! Сделаю все, что будет в моих силах.
Толстяк удалился, и его визгливый голос донесся с кормы. Матросы забегали по палубе, натягивая канаты. Захлопали дополнительные паруса, радуя сердце. «Сын Мелькарта» несся, как норовистый конь.
— Слушай, Деметрий, — проговорил Диодор, вытаскивая из-под гиматия сверток. — Ты вынес ромейский плен. Но теперь тебя ожидает самый страшный экзамен — испытание властью. Вот тут я выписал тебе несколько наставлений на всякий случай. — Он поднес свиток к глазам и начал читать: — «Будь подобен льву. Ходи на мягких лапах, а то когти затупишь. Не таи обиды на друзей. Будь к врагам беспощаден. Бойся лести. Она, как туман ядовитый, ползущий с гнилых болот. Головы кружит царям и помыслы вражьи скрывает…»
Деметрий громко зевнул:
— Много у тебя еще, старик?
— Столько, сколько необходимо, чтобы твое царствование стало счастливым, — ответил Диодор обиженно.
Деметрий пожал плечами:
— Счастливым… Разве тебе понять, что такое счастье?
АНТИОХИЙСКИЙ ПАРАД
В то утро, навсегда вошедшее в историю, главная улица Дафны приняла едва ли не все население Антиохии. Люди заняли одну сторону улицы. Другая сторона была отдана богам. Их вынесли не только из храмов Дафны, но собрали со всей Сирии. Статуи людей в пышных одеяниях и воинских доспехах, фигуры быков и львов стояли рядами, устремив на Деметрия неподвижный взгляд глиняных, каменных, яхонтовых и берилловых зрачков.
Деметрий стоял на помосте, утопавшем в роскошных мидийских коврах. На его голове сверкала золотом и тысячами драгоценных камней корона, о которой он мечтал столько лет. Когда-то она принадлежала основателю великой державы Александру. Едва остыло тело покорителя Вселенной, как пронырливый Птолемей похитил его из-под носа других полководцев и захоронил в Александрии. Корона и вместе с нею большая часть державы достались Селевку. С тех пор между Антиохией и Александрией, двумя сестрами-красавицами, не затухает пламя вражды. Наследники Селевка Селевкиды уверены в том, что верховенство должно принадлежать им, раз у них корона. Птолемеи считают наследниками Александра себя — ведь в царских садах Александрии, рядом с дворцом, покоятся останки великого македонянина.
Но вот под звуки труб вышли первые участники парада. Смуглолицые воины были одеты и вооружены как римские легионеры. Ветерок с Оронта колыхал красные и черные перья на шлемах. Блестели обнаженные гладиусы. Камни Антиохии содрогались от топота калиг.
Откуда-то послышались выкрики:
— Слава ромейскому оружию! Да здравствует Рим!
Но толпа угрюмо молчала. Антиохийцы помнили, что сирийцев вооружил по-римски Антиох, которого, в отличие от других носителей этого имени, в народе называли Пьяницей. Сама же затея принадлежала Лисе, как называли в народе Лисия. И если кончилась эра Антиохов — отца и сына — и началась эра Деметрия, зачем сохранять ромейское оружие, принесшее столько бед? Швырнуть бы его в Оронт вслед за Лисием!