Карфаген смеется
Шрифт:
Я подхожу к каналу возле Харроу–роуд. Там очень холодно. Все гниет. Все серо. Вода покрыта какой–то слизью. Дорожка вся в грязи. Я смотрю на задние стены брошенных зданий, где больные дети бьют уцелевшие окна и мочатся на половицы, где ночуют бродяги. Они покрывают кирпичи своими экскрементами и безграмотными лозунгами. Это — воскресный день, и это — моя прогулка! Мой выходной, мой отдых, моя передышка! Я видел чудеса Константинополя, славу Рима, мужественное величие Берлина до бомбежек, элегантность Парижа, жестокое великолепие Нью–Йорка, волшебную роскошь Лос–Анджелеса. Я одевался в дорогие шелка. Я удовлетворял свои желания с женщинами поразительной красоты и высокого происхождения. Я на собственном опыте испытал все величайшие технические чудеса в мире: огромные лайнеры, небоскребы, самолеты и дирижабли. Я познал волнение быстрых и прекрасных путешествий. А теперь я бреду по грязной тропинке, глядя на бродяг и испачканные стены, страшась за свою никчемную жизнь, молясь о том, чтобы не вляпаться в собачье дерьмо и не привлечь внимание безжалостных юных бандитов. Эхо их криков разносится над водой — таинственные хрипы и стоны примитивных амфибий, свидетельствующие о возвращении к кровавому невежеству и безрассудной дикости.
И я провел здесь почти полжизни! С 1940 года — в одном районе Лондона. Dopoledne… [19] Первую же половину жизни я потратил на исследование и обучение всего цивилизованного мира. Майор Синклер, великий американский летчик и мой наставник, предупреждал меня, чтобы я не делал ничего модного. Синклера также уничтожили из–за непопулярных взглядов. Его друг Линдберг — еще один великий человек, которого погубили мелкие и порочные враги. Линдберг однажды доверил мне свою сокровенную тайну. Он никогда не собирался лететь в Англию. Он вообще–то направлялся в Боливию, но его подвели приборы. У нас было много общего, у меня и у Линдберга. Он знал, почему евреи взорвали «Гинденбург» [20] .
19
Букв. «до полудня» (чешек.).
20
«Гинденбург» — дирижабль, построенный в Германии в 1936 г., на тот момент самый большой в мире. В 1937 г., выполняя посадку на главной воздухоплавательной базе военно–морских сил США в Лейкхерсте, наполненный пожароопасным водородом, загорелся и потерпел крушение. В катастрофе погибли 35 из 97 находившихся на борту человек, а также один член наземной команды. Одной из версий крушения называют террористический акт.
Под арками автострады, которой «архитекторы» разделили пополам Ноттинг–Дейл и Лэдброк–Гроув, не подумав о тех, кто живет внизу, цыгане строят лачуги из старых дверей и смятого железа, ставят старые телеги среди куч щебня и мусора. Их тощие собаки носятся повсюду, их дети грязны и заброшены. По чудесной современной дороге машины мчатся в разные стороны, мчатся с запада, из Бристоля, Бата и Оксфорда, где люди живут в роскоши, сохранившейся с восемнадцатого столетия. Это чистая, созданная с умом дорога. Говорят, она помогла разгрузить жилые районы. Но чтобы ее построить, им пришлось снести наши дома. На их месте появились нелепые, безликие башни. По обе стороны Лэдброк–Гроув, в тени Вествея, стоят, пошатываясь, алкоголики обоих полов. Они просят денег, чтобы купить денатурата, и проклинают вас, если вы посмеете отказать им. Или по ночам к вам пристают мальчишки–тунеядцы, угрожая и паясничая. Из бетонных пещер рвется горящий бутан — точно так же отсветы пламени от керосиновых горелок поднимались над рыночными палатками зимой в старом Киеве. Они построили большую чистую дорогу на запад и создали настоящий кроличий садок для воров и бритоголовых, которые цепляются к поверхности цивилизации, как водоросли к лодке. Выжить без цивилизации они не смогут.
Я не говорю, что Портобелло–роуд и Ноттинг–Дейл были прекрасны. Таксисты отказывались по ночам возить пассажиров на Голборн–роуд. Район славился своими проститутками, и половина населения была связана с преступным миром. Полицейские ходили по нашим переулкам по трое. Но социальные работники и политики сказали нам, что все изменится. Дорога, утверждали они, уничтожит несправедливость и нищету.
Грязные грузовики исчезнут. В городе начнется райская жизнь. И что мы получили?
Рок–группы дают бесплатные концерты между пролетами автострады и призывают слушателей к революции и курению гашиша. Шлюхи по дешевке обслуживают клиентов возле опорных столбов, негры–гомосексуалисты ссорятся и визжат, а машины мчатся у них над головами и несут лордов и леди в Бат, Оксфорд и Хитроу. Эти архитекторы мечтали об Утопии, но отвергали реальность. Уже тогда Утопия была невозможна по финансовым причинам. Может, она и вообще была недостижима. И тем не менее они продолжали строить, как будто ничего не изменилось. Они проложили свою замечательную дорогу, в точности как обитатели Новой Гвинеи строят самолеты из бамбука, чтобы те вновь доставили изумительные грузы, падавшие к ним с неба во время Второй мировой.
Они говорили нам, что в сотворенной ими грязи разобьют цветники. Это bezhlavy [21] . Они говорили, что построят театры и магазины и окажут социальную помощь всем живущим под Вествеем, но даже не смогли справиться с цыганами, которые дерутся и пьют под арками магистрали от Шепердз–Буш до Маленькой Венеции, убивают друг друга, колотят жен и детей, отказываются учиться и работать, молодые бандиты угрожают пенсионерам, умственно отсталые показывают свои синие члены маленьким мальчикам. И им еще хватало наглости смеяться надо мной из–за моих мечтаний! Чем их Утопия лучше моей? И где процветание, которое мы должны были увидеть? Торговцы приезжают из своих пригородов на Портобелло–роуд по пятницам и субботам, они носят богемные наряды и продают дорогое барахло. Они делают трущобы туристическим аттракционом. Но аттракцион снова превращается в трущобу, когда они уезжают. По четвергам я вижу изумленных американцев, снующих туда–сюда по грязным улицам в поисках волшебства, отыскивая волшебство, которое, подобно странствующему цирку, появляется только в определенное время, скрывая вечную бедность и невежество. Где «Битлз» и бобби на мотоциклах, едущие попарно? Где огромные стены Виндзора и колокола старого Святого Павла? Они не хотят ничего, кроме романтики. По четвергам мы не можем ее обеспечить.
21
Безумие (чешcк.).
И что, деньги, полученные от туристов, остаются здесь? Нет. Они возвращаются назад в Сербитон, Твикенхэм и Парли [22] , и ночью грабители и алкоголики появляются вновь, как будто ничего не происходило. Туристы возвращаются в «Браунc», «Уайтc» и «Парковую гостиницу». В Вест–Энд пойдешь — лучший конец найдешь… «Мир Диснея» в прошлом году, «Мир Англии» — в этом. Каждая страна — особый тематический парк, изолированный, косметически совершенный. И автобусы, спортивные автомобили и грузовики мчатся по Вествею над грязью и неромантичной нищетой. И никто никогда не узнает, в какую человеческую грязь вкопаны огромные дорожные опоры. Но магистраль принесла прибыль мистеру Марплзу и мистеру Риджуэю [23] , она принесла прибыль спекулянтам свингующих шестидесятых, Файнштейнам, Голдблаттам и Гринбергам.
22
Сербитон — район Лондона на правом берегу Темзы. Твикенхэм — западное предместье Лондона. Парли — округ Южного Лондона.
23
«Марплз Риджуэй» — британская инженерная компания, основанная в 1948 г. инженером Реджинальдом Риджуэем и финансистом Эрнестом Марплзом, который служил министром транспорта. Когда стало известно о контрактах компании, началось судебное разбирательство о конфликте интересов.
Миссис Корнелиус ненавидела Вествей. Она говорила, что дорога разрушила образ района. Пришли чужаки, которым раньше здесь делать было нечего. «Эт ’сегда был дружелюбный район, ’се ’сех знали. Тьперь п’явились людишки, к’торые жи’ут в Тауэр–Хамлетсе и Спиталфилде. Черт ’озьми, нишо удивительного, шо стало много ’реступлений. Они знат, шо мамочки не смогут ’десь за ими следить». Миссис Корнелиус твердо полагала, что большинство воров — молодые люди, не понимающие, что у своих красть нельзя. Старые семейные банды из Ноттинг–Дейла обычно сражались друг с другом. Если ты не был связан с бандами, тебя никто не трогал. Разрушение семей привело к последствиям, которых не могла предвидеть даже Церковь. Но теперь мы наблюдаем, как распадается сама цивилизация — повсюду, во всем христианском мире. Гунны снова копаются в наших руинах, и мелкие торгаши ставят свои палатки в наших святых местах, странствующие актеры разыгрывают непристойные представления в наших храмах, а патриции прячутся на своих виллах подальше от города, опасаясь выступить против тех самых людей, которые купили право первородства. История повторяется, и Христос смотрит на нас с небес и рыдает. Я мечтал спасти мир от подлости и жестокости, а вместо этого стал свидетелем вырождения. Может, доживу и до последней катастрофы…
Я делал все, что мог. Одна только миссис Корнелиус поняла ужасную иронию моей жизни. Я был гением, но недооценивал силы Зла. Баронесса называла меня «очаровательно аморальным». Полагаю, она имела в виду то же самое.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Мы — живые пастбища, на которых пасутся микробы, наша омертвевшая кожа — их хлеб насущный, мы — их Вселенная. Возможно, мы, по их мнению, передвигаемся по таким же предсказуемым орбитам, как планеты, и именно поэтому москиты всегда знают, где нас искать. Может, это всего лишь наша иллюзия — будто мы движемся по воле случая или по собственной воле. Мои ноги коснулись русской земли гораздо раньше, чем я предполагал, когда покидал Одессу. Вероятно, это было предопределено. На капитана явно подействовал мой намек на дела в Батуме, имеющие значение для правительственных сил, поэтому он охотно дал мне разрешение провести время на берегу. Баронессе также разрешили сойти на берег, хотя капитан заметил, что не несет ответственности за пассажиров, которые не смогут вернуться к отплытию корабля.
— Мы получили приказ забрать столько беженцев, сколько сможем, мистер Пьятницки. Однако это не гражданское судно, и у нас есть и свои очень важные задачи. Я уверен, вы это понимаете.
Я дал ему слово, что буду на палубе, когда «Рио–Круз» поднимет якорь.
— Я надеюсь установить на берегу связь с некоторыми антибольшевистскими силами, — сказал я.
Он ответил, что это мое личное дело. Я немедленно отыскал Леду Николаевну, которая, конечно, пришла в восторг от моих новостей и уже решила оставить Китти и няню на борту. Она заявила в свое оправдание, что собирается день–другой посвятить прогулкам по магазинам. Она думала, что мы пробудем на берегу только одну ночь, а потом вернемся на корабль. Если «Рио–Круз» все еще не будет готов к отплытию, то мы сможем еще раз переночевать в Батуме, и так далее.
— Но как мы отыщем гостиницу?
— Я легко решу проблему, — сказал я ей. — Я всю жизнь полагался только на свою сообразительность. Я чрезвычайно находчив.
В тот день ее любовные ласки были пикантнее, чем когда–либо прежде. Я с нетерпением ожидал нашего «отпуска на берегу», как говорила баронесса.
На следующее утро ко времени завтрака воздух прогрелся, но пошел сильный дождь. За столом капитан Монье–Уилльямс объявил, что мы должны пришвартоваться в Батуме в течение двух часов.