Кари, ученик художника
Шрифт:
Тути послушно берет большой сверток и взваливает его на плечо. Они проходят по коридору, потом через две большие комнаты входят в зал, где будет происходить пир.
Здесь все залито ярким светом – расписной потолок и стены, разложенные по полу циновки, суетящиеся люди. Множество светильников стоит на полочках и подставках. Особенно бросается в глаза мальчику один – из желтоватого камня, сделанный в виде трех цветов лотоса. В каждый каменный цветок налито масло,
– Опять зазевался? Вот так помощник! – раздраженно говорит Усерхет. – Клади сюда циновки, разверни одну на полу и держи, а я буду составлять букет.
Тути старательно держит края циновки, пока садовник возится с укладкой цветов. Букет должен быть огромный, выше человеческого роста, и такие связки цветов ставят по углам комнаты, по сторонам дверей. Усерхет и Тути ловко справляются с работой. Вот уложены три длинных стебля распустившегося папируса, к ним привязываются лотосы, маки, васильки. Циновка заворачивается вокруг стеблей, и ее перевязывают пестрыми жгутами соломы, поверх которых обвиваются еще гирлянды из лепестков лотоса, гибкие ветки плюща.
Букет готов, и рабы несут его на место, а Усерхет и Тути берутся за другой. Постепенно мальчик осваивается и, не переставая работать, успевает заметить многое из того, что происходит вокруг.
Уже приготовлены места для гостей – для каждого приглашенного поставлен стул или табурет и отдельный столик. Вдоль стен на резных подставках из черного дерева стоят большие сосуды с вином, они глиняные, ярко расписанные; на одном изображена гирлянда цветов, на втором – мчащаяся галопом лошадь, на третьем – заросли папирусов и летящие над ними утки. Около сосудов хлопочут рабыни: они украшают их гирляндами из лепестков лотосов, нанизанных на нитки, прикрепляют к подставкам большие гроздья темно-синего винограда. Через открытую дверь видно, как в соседней комнате приготовляют цветочные гирлянды и венки – ими потом украсят гостей. Здесь разливают в маленькие красивые флакончики душистые масла, чтобы предлагать их пирующим.
Вот в зал входят музыканты, певицы, танцовщицы. Они устраиваются прямо на циновках у одной из стен и начинают проверять свои инструменты. Тути вспоминает сценку около поселка «слушающих зов» – этот оркестр гораздо больше. Здесь два арфиста, три флейтистки, две девушки с кифарами, две – с лютнями. И танцовщиц не меньше десятка.
Внезапно в комнате наступает тишина, и все низко кланяются входящему из внутренних комнат дома высокому мужчине. Кланяется и Тути. Он догадывается, что это сам Пауро, хозяин этого дома, грозный правитель Западной части Города, начальник всех маджаев царских кладбищ.
Пауро, нахмурив брови, внимательно осматривает зал, что-то негромко, слегка заикаясь, говорит идущему за ним человеку, который все время кивает головой, как будто заранее соглашается со всем, что ему говорит Пауро. При этом он как-то сгибается, не то кланяется, не то просто очень внимательно слушает.
«Довольно противный человек», – думает Тути.
Пауро со своим спутником выходят в соседнюю комнату, и в зале опять начинается прежняя суматоха.
– Ну, Тути, букеты готовы, – говорит Усерхет. – Теперь пойдем, я покажу тебе, где ты будешь работать.
Они выходят из зала и, пройдя через небольшую комнату, оказываются в просторном, вытянутом в длину помещении. Это не то зал, не то веранда – здесь вместо одной стены устроено большое окно. Тути с наслаждением вдыхает свежий воздух.
– Вот садись сюда в угол, чтобы никому не мешать, и начинай готовить гирлянды, – говорит Усерхет и уходит.
Корзина, еще корзина с цветами… Тути не знает, сколько прошло времени, пока он сидит здесь. Наверное, уже очень поздно. За окном давно темно. Зеленоватый свет луны падает в комнату через огромное окно и смешивается с желтым пламенем светильников. За стеной пир, видимо, в полном разгаре. Оттуда доносятся звуки музыки, пение, веселые крики.
Мальчик очень устал, его глаза слипаются, пальцы стали точно деревянные, голова тяжелая-тяжелая. Главное – страшно хочется спать. Вот так лечь бы на циновку и заснуть! Но этого нельзя сделать – то отец, то Усерхет приносят все новые охапки лотосов, и Тути продолжает нанизывать на длинные нитки голубые продолговатые лепестки этих душистых цветов. То же самое делают и две рабыни.
Изредка рабыни уходят с готовыми гирляндами и снова возвращаются. Но вот в дверях появляется еще одна рабыня – нужны цветы, скорее, скорее! Не только гирлянды! Три женщины осторожно собирают все, что могут, кладут в корзинки и уходят.
Тути остается один. Сначала он еще немного продолжает работать, но потом чувствует, что сейчас непременно заснет. Тогда он встает, берет свою корзинку и пробирается с ней за стоящее в углу рядом с окном большое кресло с высокой спинкой. На кресло наброшено покрывало, поэтому позади кресла совсем темно, и никому не придет в голову, что там кто-то спрятался. Тути ложится, свертывается клубочком и немедленно засыпает.
Его будят звуки голосов; в комнате разговаривают двое мужчин. Один из них сидит в кресле, другой, видимо, стоит рядом.
«Вот попался-то!» – в страхе думает мальчик. Теперь ему уже больше не хочется спать, – ему просто страшно.
– Значит, в Городе говорят, что шествие вчера прошло хорошо? Торжественно? – говорит сидящий.
По тому, как он иногда немного заикается, Тути узнает Пауро и пугается еще больше.
– Все было прекрасно, господин, можешь быть спокоен, – отвечает второй человек.
– Это удачно, – говорит Пауро, – пусть Пасер почувствует, что со мной бороться не просто!
– Еще бы! – слышится ответ.
В это время в дверях раздался третий голос:
– Разреши войти, господин!
– Это ты, Амоннахт? Входи.
Слышны шаги, кто-то останавливается недалеко от кресла.
– Что скажешь? – спрашивает Пауро.
– Господин, у меня очень важное известие, – говорит человек, по имени Амоннахт. («Интересно, кто он такой?» – думает Тути.) – Я был сегодня на восточном берегу с двумя ремесленниками, и около храма Птаха мы встретили Пасера и царского писца Несиамона. Пасер был очень зол. Он увидел нас и стал кричать, что мы устроили шествие нарочно, чтобы показать, как мы рады тому, что он оказался неправ, и что мы трое пришли сюда тоже нарочно, чтобы посмеяться над ним. И тут он сказал, что все-таки докажет свою правоту, что у него теперь есть бесспорное доказательство, потому что к нему пришли два писца царского кладбища и рассказали о том, как были ограблены пять больших гробниц фараонов. Пасер добавил, что его писцы записали эти показания и что он немедленно сообщит обо всем прямо фараону! Господин, он десять раз поклялся, что именно так и сделает. Я и решил сразу же тебе обо всем доложить.