Карибский сувенир
Шрифт:
Месяц. Здесь, в тропиках, он иногда похож на плывущую лодочку с загнутыми круто вверх носом и кормой. А иногда эта лодочка переворачивается вверх килем. Вот и ковшик Большой Медведицы — он тоже перевернут вверх донышком. Такого не увидишь дома.
Я перешел к другому борту и наклонился над водой. Она светилась голубоватым пламенем и… пела. Да, вода, соприкасаясь с двигающимся судном, издавала тончайшее мелодичное пение. Как будто тысячи мизерных фанфар играли на самых высоких нотах. Казалось, вот-вот маленькие музыканты надорвутся и пение смолкнет. Но музыкант — сильный-сильный океан. И я впервые услышал, что он, гремящий
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Берег показался сразу. Прохладный ветерок, пробежавший по самым волнам откуда-то с океана, наткнулся на горячую сизую дымку, толкнул ее, заколебал и развеял. И мы увидели темно-синюю полоску сурииамской земли.
Суринам? Ведь мы же собирались в Британскую Гвиану? Собирались, но заход не состоялся — мы уже были на пороге Джорджтауна, когда получили от капитана порта телеграмму, что в порту началась забастовка. И что он очень сожалеет, но не может обеспечить нас ни лоцманом, ни топливом, ни водой…
Тогда мы направились в соседнюю Гвиану, в Нидерландскую, которая называется Суринам, в порт Парамарибо. От Джорджтауна это совсем рядом — каких-то сто двадцать миль. Эти мили «Олекма» проскочила быстро. Когда мы на другое утро проснулись и выскочили на палубу, к нашему судну ужо спешил, раздувая пенные водяные усы, лоцманский катер. Ловко развернувшись, он приткнулся к правому борту судна, и на палубу «Олекмы» поднялся подтянутый, стройный суринамец. На фок-мачте теплохода затрепетал белый с пятью звездами, соединенными черным кругом, государственный флаг Нидерландской Гвианы, и «Олекма», подчиняясь смуглой уверенной руке, двинулась к берегу.
В третий раз чужой, незнакомый берег будет принимать нас. Теплоход входит в неширокую року. Вода в ней мутная, цвета какао.
Река, как и страна, называется Суринам. Течение быстрое, сильное. И хотя двигатель «Олекмы» работает на полную мощность, теплоход еле-еле ползет мимо подступившего к самой реке леса. Деревьям тесно в непроходимых влажных джунглях. Они теснятся на берегу, они вошли в реку: корни многих деревьев растут в воде. И кажется, что деревья стоят на ходулях.
Река Суринам, страна Суринам.
Слово совершенно незнакомое, ничего не говорящее русскому человеку. Об этой стране мало книг, об этом кусочке земли, расположенном в северо-западной части южноамериканского материка, очень редко пишут в газетах. Суринам — это новое открытие для нас, и поэтому так внимательны наши глаза, скользящие но мутной воде и берегу.
Я то спускаюсь в ходовую рубку, чтобы познакомиться с лоцманом, то поднимаюсь на мостик, потому что в воде что-то плывет и нужно обязательно взглянуть: а что же там плывет?
Валентину кажется, что навстречу нам могут плыть только крокодилы. И, завидев в воде темный предмет, он кричит мне с мостика в ходовую рубку, через переговорную трубу:
— Крокодил!.. Быстрее!..
Сунув блокнот в карман, спешу к нему. Но вместо крокодила вижу ухмыляющуюся брянцевскую физиономию и бултыхающееся в мутной воде черное бревно или кучу переплетенных, спутавшихся сучьев. Бревна и сучья — только и всего. Но я увидел то, чего не заметил Валентин, — на бревне сидят рядком три крупных баклана, а над сучьями порхает фиолетовая бабочка величиной в две ладони. Почти под самым берегом ходят в мелкой воде белые цапли и птицы, очень похожие на них: такие же длинноногие, голенастые, тонкошеие… Но только с клювом в виде детской лопаточки. Что же это за птицы? Ах да, колпицы! Птицы, которые, как и белые цапли, очень редко встречаются в Европе.
С каждой минутой, с каждым часом нашего недолгого, четырехчасового путешествия по реке Суринам блокнот мой заполняется короткими записями, а на фотопленку попадают прекрасные пейзажи: прибрежные деревушки с домишками под крышами из пальмовых листьев, рыбаки, выбирающие под крики мелких острокрылых чаек мокрые сети…
Я уже знаю, что пять звезд на белом суринамском флаге не случайно раскрашены в разные цвета. Пять звезд — белая, коричневая, черная, желтая и красная — означают пять основных народностей, составляющих население Нидерландской Гвианы. Это белые, которых в стране меньшинство, креолы, индейцы, ипдонезийцы и негры.
Многие из нынешних жителей Суринама не по своей воле оказались в этих краях. Три века назад работорговцы привезли сюда для работы на плантациях сильных черных людей, закованных в кандалы и брошенных в душные, грязные трюмы парусных кораблей… В 1863 году ввоз рабов в страну был запрещен. Получив свободу, негры поселились на берегах быстрых порожистых рек. Первым прибежищем для них были леса, в которых они сооружали для себя примитивные жилища, и поэтому их до сих пор называют по-голландски «боенехерс», то есть «лесные негры».
Эмигранты тысячами ехали в Суринам — после освобождения негров многие плантации оказались без рабочих рук; индийцы, яванцы и китайцы отправились в дальнее плавание в расчете спасти себя от голодного существования. Они подписывали кабальные договоры, и многие из них погибли, изнуренные нечеловеческим трудом и тропической лихорадкой в джунглях, на лесных разработках или на кофейных плантациях. А те, кто выжил, по окончании контракта оставались в Суринаме — старая родина была слишком далеко. Вместо билета на обратный путь через два океана люди приобретали домашние вещи, строили дома и подписывали новые контракты. Так происходила колонизация страны, а коренные жители, индейцы, оттеснялись все дальше и дальше от океана, в непроходимые лесные дебри, в болота, кишащие ядовитыми змеями и насекомыми. И теперь бывших хозяев этих земель—индейцев (караибов, аровог, трие и ояна) — осталось совсем немного — около 4 тысяч человек.
— Нью-Амстердам, — говорит лоцман, ткнув пальцем в показавшийся небольшой поселок.
— Нью-Васюки… — шепчет мне Валентин.
Да, уж действительно, этому нью-поселку слишком далеко до столицы Нидерландов: на берегу, под пальмами, сгрудилось десятка два-три одноэтажных, окрашенных в розовый, зеленый и желтый цвета домиков. А перед ними уставились в реку черными жерлами десять старинных пушек. Когда-то Нью-Амстердам был просто фортом, защищающим подступы к расположенному выше по реке городу Парамарибо. Но уже много столетий грозные орудия молчат, и их черные стволы обвили гирлянды ярких тропических растений.