Карибский сувенир
Шрифт:
— Так это что, подумаешь… — растерянно бормочет кок, — животное… безобидное… Бежала, может, голодная, нюхнула дух супный, голова у нее закружилась… она и брык в котел. А может, в макарону забилась и…
— Эх, ты! «Нюхнула!.. В макарону забилась»!.. Так надо макароны продувать, прежде чем в котел бросать, — не может успокоиться Виктор. — По стопам Щукаря идешь?..
— Да нет же, нет… — оправдывается искренне расстроенный кок. — Ну чего такого? Она ж не ядовитая… В крайнем случае, продезинфицировалась. Кипятком ее шарахнуло, всех-всех микробов враз побило…
Инцидент с сороконожкой кое-как замяли. На другое утро Иван Петрович отличился: испек преотличные пирожки с мясом.
Рыба, которую мы брали у Кап-Блана, на «Актюбинске», кончилась, а без наживки ярус — что обыкновенные бельевые веревки. Нужно тралить… Опять в ходовой рубке деловито застучал эхолот, и электрический глаз уставился в морскую глубину. Что же он увидел там? Ровное, как стол, дно… затем — яма, небольшой пригорок, снова — ровный грунт… небольшая стайка рыб, промелькнувшая стремительно около самого дна над зарослями водорослей. А это? Темная жирная полоса у грунта — это уже косяк, и порядочный.
— Стоп машина… — перебрасывает ручку телеграфа второй штурман Виктор Александрович Шорец, наш судовой академик.
Двигатель послушно подчиняется команде, на палубу, к разостланному у правого борта «Олекмы» тралу, спешат матросы, боцман, бригадир. Пока остальные разбирают трал, готовят его к подводному путешествию, Петрович поднимает на фок-мачту корзину. Обыкновенную корзину. Для чего же? Корзина или черный шар на мачте — международный сигнал, предупреждающий всех, что судно работает с тралом.
Ловить рыбу тралом куда интереснее, нежели ярусом. На ярус попадаются почти все время одни и те же рыбы — даже тоска берет: что ни крючок, то надоевшая марлинья, тунцовая или злобная, оскалившаяся акулья морда…
То ли дело трал! Порой в трале оказывается столько интересных рыб, что не знаешь, какую рассматривать. Правда, промысловики любят, чтобы трал был наполнен рыбой преимущественно одного вида: селедкой, треской, окунем, а здесь, в тропиках, — сардиной. Но ведь «Олекма» судно не промысловое, а научно-поисковое.
Мы с Жаровым с нетерпением ждем очередного улова и потом копошимся в груде рыбы, отыскивая интересные виды рыб, раков, крабов и разную прочую донную живность для научной коллекции.
Вода у побережья Гвианы — мы подошли сейчас к ней поближе — мутная, желто-зеленая. Здесь в океан впадает множество речек, несущих ил. Видимость в воде неважная: трал уже всплыл, подтянутый к борту «Олекмы» тросами-ваерами, а что в нем, разобрать пока трудно. Но вот матросы поднимают на палубу сетные крылья и сам куток — в нем трепещет с полтонны какой-то рыбы. Виктор Герасимов дергает за веревку, которой стянут снизу куток, и на палубу выливается шумным серебристым водопадом рыба.
— А!.. Барабулька! — слышу я боцманский голос. — Жаркое из нее получится преотличное. Где кок?
Да, почти весь улов — барабулька; небольшая, окрашенная в розовые тона рыбка, формой своего тела и головы очень напоминающая наших речных и озерных пескарей. Только расцветка другая, пестрая, яркая, да сами рыбки значительно крупнее своих пресноводных сородичей.
Среди барабульки ворочаются несколько крупных плоских, похожих на окуня рыбин, покрытых ярко-красной чешуей. Глаза у «окуней» — большущие, выпученные, словно в изумлении или страхе.
Красные рыбы имеют не совсем обычное название — «бычий глаз». У испанцев же и у кубинцев она известна под именем торо — бык…
Бычий глаз попадается довольно часто. Колючие скользкие рыбины накрепко застревают в ячеях трала, поэтому их ненавидят все рыбаки: шипы — торо — очень больно царапают ладони.
А вот рыба-свистулька. Что же, она свистит? Нет, конечно. Так почему же — свистулька? А просто так. Многими странными названиями рыбы обязаны фантазии тех ученых, в руки которых впервые попала та или иная рыба. Каких только названий нет! «Морской черт», а чего в нем от черта? «Рыба-ангел»… почему ангел? «Звездочет», «рыба-солдат», «львиная голова», «кувалда» и, наконец, «бычий глаз». А теперь еще и «свистулька»… По-видимому, ее окрестили так за длинную, узкую, словно дудка, голову с маленьким ртом. Голова рыбы-свистульки составляет одну треть. Но вся эта длиннющая голова имеет на конце лишь маленькое отверстие — рот, в который у полутораметровой рыбы не входит даже мизинец. Глаза у нее находятся около самого основания головы, а дальше — сужающееся к концу тело, покрытое не чешуей, а плотной блестящей кожей розового цвета.
Любимое место обитания свистульки — мелководные прибрежные участки океана, густо поросшие водорослями. Здесь, в колеблющихся подводных джунглях, свистульки затаиваются, приняв вертикальное положение. В такой позе они напоминают водоросль. Долгие часы висит так среди водорослей рыба, пока около нее не окажется мелкий зазевавшийся рачок или какая-нибудь беспутная рыбешка. Тогда свистулька стрелой бросается вперед, и маленький рот торопливо проглатывает добычу.
— Держите, Юрий Николаевич! — окликает меня Виктор Герасимов и бросает какую-то рыбу.
Я не успеваю ее поймать, и рыба гулко, будто камень, ударяется о палубные доски. Ах, это кузовок!
Забавнейшая рыбешка, из которой без особого труда можно сделать прекрасный тропический сувенир. Все тело кузовка покрыто костяным, почти треугольным в поперечном сечении панцирем. Рыбка напоминает рыцаря, закованного в латы. Снаружи видны лишь выпуклые, всегда немного удивленные глаза, выразительные розовые губы и хвостовой плавничок, торчащий из панциря на упругом стебле. Кузовок, как в сейф, надежно упрятал свое тело в костяной панцирь. И редко находятся в океане рыбы, желающие позавтракать или пообедать кузовком. Но чтобы еще более обезопасить себя от хищников, кузовок вооружен четырьмя обоюдоострыми кинжалами, расположенными попарно на голове в виде выставленных, как у бодливой козы, рогов и позади тела, под хвостовым плавником. Всех кузовков матросы разобрали себе по каютам: если его выпотрошить, то получится отличное чучело. Только вместо глаз нужно вставить стекляшки да, перед тем как чучело сушить, следует зажать в картонки плавнички, чтобы они не сморщились и не потеряли своей формы.
Тот же Герасимов приносит две раковины: одну большую, завитую в спираль, а другую оранжевую, двухстворчатую. Обе створки-крышки ее, словно у ежа, покрыты острыми твердыми иглами: моллюск, так же как и любое животное, живущее в океане, приспосабливается к защите от хищников. Конечно, такой моллюск, упрятавший свое нежное тело в покрытую острыми колючками твердую скорлупу, не каждому по зубам. Но в желудках рыб-кувалд мне приходилось находить осколки самых твердых раковин, искрошенных твердыми рыбьими зубами. В том числе и вот такой — оранжевой, со створками в шипах-иглах.