Карибский сувенир
Шрифт:
— Можно швартоваться? — радостно откликнулся капитан.
— Очередь, — торжественно и сердито раздалось с неба. Человек с «Актюбинска» повернулся боком и мотнул головой: к плавбазе подходил БМРТ «Мамин-Сибиряк».
— Но ведь нам всего тридцать тонн горючего… да рыбешки — сардинки для наживки. На час работы! — забеспокоился капитан. — Мы очень торопимся, спешим!
— Все торопятся. Все спешат. Подойдете после ноля, — безапелляционным тоном закончил разговор человек в трусиках и повернулся к нам своей широкой бронзовой спиной.
Капитан плюнул в мутную воду и скомандовал рулевому:
— Право на борт!
— Есть право на борт! — отозвался тот, и «Олекма», обиженно запыхтев двигателем, проскочила мимо плавбазы.
В ноль часов, в темноте, опять подошли к базе, быстро и аккуратно пришвартовались к ней. Была небольшая волна, покачивало. Однако суда не стукались друг о друга — между ними, как черные блестящие бегемоты, бултыхались в воде резиновые кранцы. От трения металла об резину кранцы скрипели и глухо, негодующе урчали. Механики подсоединили к резервуарам «Олекмы» шланг, и по нему, пульсируя, как по огромной артерии, побежало топливо.
— Ну что ж, еще час-другой, и тронемся, — удовлетворенно сказал капитан. — Давай, Виктор Леонтьевич, иди смотри наживку.
Жаров перебрался на борт плавбазы и исчез в одном из ее бездонных трюмов, где хранились подготовленные к перевозке в порт тысячи тонн замороженной рыбы. Его долго не было. За это время нужные нам тридцать тонн горючего были уже перекачены на «Олекму», второй штурман закупил на плавбазе сигареты, а матросы передали письма: в ближайшие дни «Актюбинск» снимался в порт.
Наконец появился Виктор. Согревая окоченевшие пальцы дыханием, он куда-то бежал. Через полчаса появился вновь и перебрался на «Олекму».
— Ну как дела? Что с наживкой? — нетерпеливо спросил капитан, спустившись из ходовой рубки навстречу Жарову.
— С наживкой плохо. Сардины нет, а ставрида и скумбрия крупная. Конечно, и эту рыбу можно использовать для наживки, но уже не тот эффект будет.
— Что же делать?
— Придется брать ставриду. Будем отбирать мелкую. Другого выхода нет.
Через два часа «Олекма» отвалила от борта плавучей базы. Теперь мы с наживкой и можем идти ловить тунцов. Жаль только, что это ставрида, а не сардина. Уже давно замечено, что на ставриду крупные океанические рыбы, которых мы идем промышлять, ловятся значительно хуже, чем на сардину.
Вечером в нашу каюту зашел Валентин Николаевич. Он был очень расстроен: и так времени в обрез, а тут вместо двух-трех часов потеряли около плавбазы почти двое суток.
— В прошлом рейсе мне приходилось тралить в этом районе. Иногда попадалась сардина. Пожалуй, следует хоть на день задержаться, пошарить с тралом.
— Давайте попробуем, — согласился Виктор, — а вдруг да и зацепим косячок.
Очень интересно тралить в восточной части Атлантики: здесь такое обилие всевозможных рыб, что, когда улов оказывается на палубе, просто глаза разбегаются! Бывает, что трал вылавливает сразу до двадцати — тридцати видов различных рыб, а также моллюсков, раков, крабов и других экзотических обитателей теплых океанских вод. Порыться в таком улове — просто удовольствие. Интересно, что попадется нам сегодня?
Этот же вопрос интересует, по-видимому, и чаек. Поодиночке и шумными белокрылыми эскадрильями слетаются они невесть откуда и, хрипло поприветствовав друг друга, а может, нас, рассаживаются вокруг теплохода. Чайки в районах промысла отлично знают, что это за штука — трал. И гул траловой лебедки они воспринимают как сигнал к сытному обеду. Знают, желтоносые, что и на этот раз найдется чем поживиться. Вместе с чайками прилетают и красивые, ослепительно белые, с черными краями крыльев крупные птицы из семейства альбатросов — олуши. В отличие от крикливых, суматошных чаек, теснящихся к судну, олуши держат себя солидно: опускаются на воду в отдалении и молчаливо наблюдают за нами своими светло-зелеными глазами.
Звякнул телеграф: стоп машина. Начинаем выборку!
Заслышав напряженный гул траловой лебедки, чайки и олуши взмывают в воздух и с криками, в которых слышится боль никогда не утоляемого птичьего аппетита, носятся над водой. Сверху им уже видно, как из глубины поднимается к поверхности океана трал. А вот и он — всплывает и качается в небольших волнах.
За окнами института лютовал мороз — зима была необычно суровой. Выл холодный ветер, потрескивали от стужи деревья, а мы, сотрудники Научно-исследовательского института рыбного хозяйства и океанографии, стояли перед картой Атлантического океана и обсуждали, сколько градусов жары сейчас в Бразилии, на Кубе. Туда держит путь наше судно. Путь за экватор. В моря Саргассово и Карибское.
— Олуши летают, но в воду не бросаются, — говорит акустик и совершенно убежденно заканчивает: — Значит, сардины нет.
Он стоит рядом с капитаном, опершись на край мостика. Стоит и смотрит, наблюдает за птицами: действительно, олуши летают, кружатся над тралом, но в воду не бросаются.
— Нет сардины, — повторяет дядя Витя и наваливается грудью на мостик. Наваливается, и мне кажется, что от этого его движения судно резко накренилось на правый борт. Уж очень большой и тяжелый наш добродушный, вечно спокойный дядя Витя.
Да, олуши в воду не бросаются. Обычно когда в трале есть сардина, то некоторые из сардинок выскальзывают через ячеи трала в воду. Олуши, заметив их, пикируют вниз и хватают зазевавшихся, помятых тралом рыбешек.
На этот раз в трале оказалась только крупная рыба — ярко-красные, зубастые пагеллюсы, которых в магазинах именуют морскими карасями. Ничего себе, хороши караси! У них такие мощные и острые зубы, что попадись пагеллюсу любая, самая хищная и самая злая щука, от нее одни жабры останутся. Тут же, среди карасей, тяжело ворочается угорь. Но только не простой, а океанский — величиной в рост человека. У него толстое, окрашенное в светло-песчаный тон тело, узкая зубастая морда.
Окружив улов, матросы внимательно рассматривают рыб. Раньше многие из матросов работали на Севере и поэтому видели лишь одну селедку. А тут вон какие чудища!
— Хорош! — говорит один из матросов, Виктор, крепко скроенный сероглазый парень. Говорит и толкает угря сапогом по его узкому, длинному рылу.
Сначала рыба отворачивается от сапога, а потом, получив еще один удар, внезапно бросается вперед и накрепко вцепляется длинными белыми зубами в кожаный каблук.
— Кыш… куда ты! — испуганно вскрикивает Виктор, вырывая ногу, из цепких рыбьих зубов.