Карл, герцог

Зорич Александр

Но первому, битому, французу, всё было нипочем. Он продолжал.

«Да, да, да, монсеньор! Я получил титул графа именем короля Франции с дарованием лена Орвского!»

Лейтенант туринских арбалетчиков посмотрел на болтуна окаянными глазами.

– Нет-нет-нет! – Луи стало страшно. Сейчас бешеный лейтенант поставит на перо и самозваного графа.

Но итальянец был глух к воплям Луи. Ла-адно.

Луи, пошатавшись немного на столе, где он оказался невесть как, наподдал носком сапога по нижней челюсти смутьяна. Жизнь графа была отныне вне опасности, но он, не обронив ни слова благодарности, ожесточенно возразил:

– Не нет, а да!

– Если ты граф, то почему… – начал Луи, перебираясь через стол

поближе к французу, но тут на колени поднялся лейтенант и его красный нож мелькнул перед глазами Луи, а Луи больно ударил его головой в голову.

5

Наутро Луи, изучая перед зеркалом синяк под глазом, длинную царапину на щеке и распухший кулак, был вынужден с неудовольствием заключить, что помнит всё до мельчайших подробностей. Несмотря на то, что он испил по меньшей мере четыре полных чары превосходного напитка забвения, Луи не утратил ни одного кусочка многоцветного витража, ни одного, и благословенная амнезия не снизошла на него, нет.

– Ты хоть помнишь, что вчера было? – спросил Карл, который, против своего обыкновения, пребывал в совершенно равновесном настроении.

– Нет, – с легким сердцем ответил Луи. – Как выпивал с двумя французами – помню. Как заказывал ещё – помню. А потом провал.

– Хорошо. Тебе это, конечно, без интереса… – Карл взял со стола листок казенной бумаги и продолжал, бросая в него едва тронутые брезгливостью взгляды:

– …но сообщаю, что ты вчера сломал нос барону Эстену д’Орв, подставил его оруженосца под дагу лейтенанта Тинто Абруцци, сломал челюсть поименованному лейтенанту, потом разбил ему голову, вслед за чем тебя подобрали на рыночной площади, бесчувственным и голым, мои жандармы, а Его Величества короля Франции доверенное лицо граф Сен-Поль, узнав в тебе моего слугу, привез тебя ко мне с соответствующими комментариями.

Луи был потрясен.

– Молчишь? Это правильно, – подмигнул ему Карл. – Потому что если ты начнешь объяснять, я тебе всё равно не поверю.

Луи был потрясен – барон? Эстен д’Орв? Давешний босоногий мужик дей-стви-тель-но оказался дворянином?

– Ради всего святого, – лицо Луи приняло мученическое выражение. – Ещё раз про барона.

Карл ждал этих слов. И сейчас, услышав их, простил Луи сразу и бесповоротно. Потому что Луи доставил ему, Карлу, удовольствие поведать эту историю ему, Луи, первым.

– Понимаешь, – оживленно начал Карл, машинально складывая вчетверо бумагу, которая по-прежнему болталась у него в руках. – Это совершенно неслыханное дело. В позапрошлом месяце король Эдвард дай Бог памяти Четвертый, уговорившись с Людовиком разойтись без войны, собрался отплывать домой в милую Англию. И вот, где-то между Азенкуром и Кале, случается полнейшей несообразности происшествие. Вечер, собирается ненастье, йомены короля растянулись по лесной дороге, а сам он со свитой видит зайца. А вот дальше постарайся не смеяться.

Луи, которому и так было совсем не до смеха, сосредоточенно закивал. Дескать, ни в коем случае.

– Понимаешь, Эдвард – государь со странностями. Он повсюду разъезжает с огромной сворой гончих псов и чуть где скука – враз ударяется в охоту. Это раз. А два – говорят, заяц был алмазный.

Карл замолчал, выжидательно глядя на Луи. Тот, чувствуя, что от него требуется политически грамотный ход, выпучил глаза:

– Да?! Заяц?!

– Да! Заяц – алмазный! – ликующе воскликнул Карл. – Иначе как бы они его разглядели в сумерках? А так – он весь лучился, словно алмазный. Король Англии был приворожен видом сего небожителя и приказал спустить псов. Да и сам Эдвард, забывшись, пустил коня вскачь вслед за псами и зайцем. Ну, понятное дело, ненастье, которое давно уж собиралось, наконец собралось и пошел ливень. Понимаешь, в ливень, да ещё когда повсюду лупят молнии, очень

легко потерять из виду зайца, пусть он даже и алмазный. И когда конь Эдварда сломал себе ногу, а сам король, вылетев из седла, оказался в мокрых кустах бузины, он понял, что дела его плохи. Потому что кругом не было ни одной христианской души. Не было собак. Не было зайца. И тогда Эдвард стал ругаться самыми непотребными словами, потому что он не сир Гэлэхэд и ему такие приключения чересчур уж в диковинку. Он промок до нитки. Лошадь пришлось прикончить, чтобы на её жалобное ржанье не сбежались волки. Впрочем, если бы волки там водились, они всё равно сошлись бы на запах лошадиной крови. Но волков там больше нету, – многозначительно заключил Карл.

Луи, который не понимал и даже не пытался понять, к чему всё – всё это! – и какое отношение туманные словеса Карла имеют к барону Эстену Как-То-Там, жалко улыбнулся:

– Можно сесть? Хоть на пол, а?

– Да-да, садись, конечно, – небрежно бросил Карл, махнув в сторону своего раскладного походного кресла.

Луи помялся чуть, прикидывая, стоит ли занимать предложенный трон властелина, но потом мысленно заложил на все сомнения. Он уже почти уверился в мысли, что на этот раз влип-таки крепко. Как-никак барон, а дать по роже французскому барону – это чересчур. Это уже политика! А раз влип – так может он, Луи, перед смертью потешиться на герцогском месте? Луи сел и, как это может случиться с каждым и долженствует иногда случаться, почти сразу испытал легкий позыв к конкубинату.

– …потому что в таких местах волки – это что твои целки в лагере арманьяков! – на «целках» уши Луи вновь отверзлись встречь карловым хроникам и услышали:

– Потому что там, видишь ли, было кое-что похлеще! А именно, женщина. Суккуб, твою мать! – глаза Карла полыхнули мальчишеским азартом.

– Понимаешь, Луи, будь ты хоть император, а один на один с алмазной женщиной в лесу очень страшно. Особенно когда она вся светится, словно Люцифер, и спрашивает у тебя соизволения влезть в твои штаны, – в тон Карла вкрались педагогические нотки. – И Эдварду стало страшно. Он достал меч, но, повстречав её улыбку, лишь смущенно спрятал его обратно. И вот, в тот момент когда её губы – а с ними и зубы, что хуже – уже были близки к его английской колбасе, пришло спасение.

«А мне, мне спасения?!» – воззвал к небесам Луи, чей зад уже сполна претерпел от неудобств герцогского кресла, а ссать вдруг захотелось ливнеобразно.

– Некто возник за спиной Эдварда.

– Алмазный?

– Король в тот момент разобрать не мог, – серьезно качнул головой Карл. – И этот некто сказал слова, от которых суккуб сгинул, будто его и не было никогда. А теперь, друг мой Луи, представь, что спаситель Эдварда и барон Эстен д’Орв – одно и то же лицо.

– Представил.

– Понимаешь, он был вольным лесником из Азенкура. И среди ночи гулял под дождем, проверяя, как бы крестьяне из окрестных деревень не уворовали меду с пасеки тамошнего суверена.

– Понимаю.

– И, веришь ли, он неплохо владел языком Каббалы, ибо против суккуба латынь и английский оказались бессильны – Эдвард пробовал.

– Верю.

– И именно за это – за спасение жизни и, главное, души короля Англии он получил от Людовика баронский титул. Он, безродный лесник, стал бароном! Он пришел ко двору Людовика с письмом от Эдварда, где подробно излагалась эта история – и стал бароном!

– Ага.

– Ага!? – Карл расхохотался. – И ты веришь в эту чушь?! В этот бред, писаный черным по белому?! И кем – королем Англии! Луи, ей-Богу, только такой осел как ты мог слушать всё это с придурочно-умной рожей и подъелдыкивать. И если я тебя ещё люблю, мерзавца, то лишь за вчерашнее. Потому что – и в этом я уверен – выслушав по пьяни эту историю от Эстена, ты только и мог сломать ему нос от избытка чувств. А теперь слушай.