Карл Великий
Шрифт:
Серо-голубые глаза воина с обожанием смотрели на вновь обретенную возлюбленную и встречали такой же любящий взгляд.
Действительно, воистину чудодейственным оказалось лечение отца Стурмиеля, а скоро раскрылась и тайна столь внезапного заболевания девушки. Ее прояснил достойный настоятель Ле-Манской обители.
– Она была отравлена волчьим корнем, Хруотланд. Я это понял сразу же, едва осмотрел ее в часовне, до того как ты туда ворвался. Более того, я уже знал, что зелье не успело оказать до конца своего смертоносного действия и девушку можно спасти. К счастью, все необходимые снадобья находились при мне, и вот, дети мои, вы теперь воркуете как два голубка и наслаждаетесь счастьем.
Хруотланд и Кларинга опустились на колени и почтительно поцеловали сухие старческие руки отца Стурмиеля.
– Выяснил я и еще одну любопытную подробность этой странной болезни, – продолжил священник. – Незадолго до нашего приезда в обители появился новый лекарь, назвавшийся Торигом. Он уверял, что весьма сведущ в лечении болезней, и действительно довольно успешно пользовал заболевавших местных жителей. Обличьем похож на баска, да и, судя по выговору, он из южных краев. Но как только Кларинга заболела, лекарь куда-то исчез.
– Проклятье! – крикнул Хруотланд. – Теперь все понятно. Это дело рук скотины Ранульфа. Так вот как он хотел решить вопрос о наследстве Двельфа.
Хруотланд потемнел лицом и заскрежетал зубами.
– Я снесу его кабанью голову одним ударом.
– Успокойся, сын мой, – грустно улыбнулся отец Стурмиель. – Отмщение – удел Божий. Не забывай этого, Хруотланд. Не забывай. «И сказал Господь, аз воздам».
Хруотланд и Кларинга снова опустились на колени, покоренные обаянием и добротой старика, и так и застыли, пока священник, ласково положив ладони на склоненные головы, не проговорил:
– Думаю, вы не будете против, если я вас завтра и обвенчаю.
Приближался золотой сентябрь, когда, не слишком поторапливаясь, Хруотланд и Кларинга достигли Ингельгейма, где сейчас, по слухам, находился Карл и весь его двор.
Глава четвертая Новые осложнения
1
В июле от Карломана с письмом прискакал гонец. Обеспокоенный столь необычным нововведением – всеобщей присягой, – Карломан требовал объяснений.
– Объяснений, объяснений! Каких еще ему требуется объяснений, – бурчал Карл. – Я король, и моя воля закон.
Однако под влиянием матери он смирился и, не желая новой, уже открытой ссоры, тем более после недавнего – год как минул – примирения, вызвал к себе Ганелона.
– Ты известный болтун и хитрец, – говорил ему Карл, – вот тебе и поручение, в котором ты сможешь проявить всю ловкость своего изворотливого ума. Я не знаю, что объяснять моему братцу, поэтому придумаешь сам. Но ссориться с Карломаном я не хочу, и ты должен убедить его, что всеобщая присяга касается лишь дел моего королевства и никоим образом не направлена против него или кого-либо еще. В общем, успокой его любым способом. Тем более что он к тебе, по твоим словам, относится очень хорошо.
При этих словах Карл расхохотался. Ганелон обиженно поморщился.
– Не вижу ничего смешного, Карл, – сказал он. – Да, мне удалось завоевать расположение Карломана. Тем более что по твоему приказу я ездил в качестве посланника к его двору с приглашением на свадьбу с лангобардской гордячкой.
Тогда же, в июле, пришло письмо и от Папы, которое Бертрада с удовольствием зачитала Карлу вслух, впрочем, опуская отдельные места.
– «…Да будет известно, что король Дезидерий – да сохранит его Господь – встретил нас с добрыми намерениями. Мы получили от него полное удовлетворение по всем пунктам, которые требует благословенный Святой Петр…» Вот видишь, Карл, как я и говорила, не все решается на поле битвы. Твой брак с ломбардской гордячкой помог Риму отстоять свои владения. Дезидерий в силу заключенного с тобой союза не рискнул ссориться и притеснять Папу.
2
– Хруотланд, мой верный Хруотланд, я рад тебя видеть. Мои и твои друзья нашептывали мне, что ты, очарованный своей красоткой, забыл о своем короле. И немудрено. Я бы точно забыл о всех делах в объятиях столь милого создания. – И Карл с восхищением оглядел стройную девичью фигурку и красивое личико Кларинги. – Впрочем, полагаю, наши друзья шутили. – Карл рассмеялся.
Хруотланд смутился, но ответил спокойно и достойно:
– Я тоже рад видеть тебя, государь. Прошу прощения, что непредвиденные обстоятельства заставили меня задержаться. Но поверь, государь, тому были причины. А сейчас я хотел бы представить тебе мою жену – Кларингу, дочь Двельфа.
– Я счастлива видеть вас, государь, и, зная от моего супруга, сколь много вы сделали для нашего счастья, преклоняю перед вами колени и благодарю от всей души ваше величество, ваше благородное и доброе сердце. Воистину мы с Хруотландом не заслужили и десятой доли такой заботы и участия. – И с этими словами девушка опустилась перед Карлом на колени. Рядом встал на колени и Хруотланд.
– Лучше, чем сказала моя жена, я сказать не могу, государь. Благослови же и ты наш союз, освященный в Ле-Манской церкви отцом Стурмиелем.
Карл еще раз оглядел юное и прекрасное личико Кларинги и, шагнув вперед, поднял с колен сначала Хруотланда, а затем и девушку.
– Полно вам на колени-то бросаться. Об этом я тебе уже говорил, Хруотланд, там, в Валансьенском лесу, когда ты мне спас жизнь. Я искренне рад видеть вас обоих. А уж тебя, девушка, и подавно. Честное слово, не будь я женат и знай, что в Ле-Манском паге водятся такие красотки, непременно отбил бы тебя у моего верного воина и женился. – Карл засмеялся. – Но, увы, Хруотланд и здесь, как и в схватке с зубром, оказался проворнее своего короля.
– Государь, я люблю Хруотланда. – Сказав это, Кларинга покраснела и смущенно умолкла.
– Любишь, любишь, конечно, любишь. Да и кто не любит Хруотланда? Не так ли, друзья? – И Карл повернулся к стоявшим рядом соратникам.
Ольвед, Вильм, Харольд и десяток других молодых воинов вскинули вверх правые руки и дружно проорали, скандируя:
– Хруотланд, Хруотланд, Хруотланд!
– Вот видишь, девушка, сколь много значит здесь твой муж, – сказал со смешком Карл, – а посему я должен его у тебя похитить. Впрочем, ненадолго.