Карл Великий
Шрифт:
– Ах ты мой Иов! – усмехнулся Карл, – Яблочка не хочешь? Ах, ну да, извини, я и забыл, что у тебя понос.
– Изжога.
– Тем более извини. Жаль, что ты невесел. У меня отменное настроение.
– Заметно. Куда более лучезарное, нежели в то утро, когда тебя должны были провозгласить императором.
– Да ну – императором! – хмыкнул Дварфлинг, – Эка невидаль!
– Точно! – рассмеялся Карл. – Нет, конечно, императором, само собой разумеется, очень хотелось быть, не обижайся. Но, если честно, какое может быть сравнение того утра с этим? Там – холод, сырость, серое небо. И Рим – не город, а полупокойник. А здесь – тепло, лето, птички поют, на небе ни облачка, ветерок, и мой Ахен свеж и весел, как растущее дитятко, только что научившееся ходить.
– Кстати, о детях, – фыркнул Алкуин, – Я вчера по приезде видел Герсвинду. Она что, беременна?
– На пятом месяце.
– Когда ты только угомонишься!
– Никогда. Люблю женщин и рожаемых ими детишек.
– Когда эта чертова саксонка сбежала и ты поручил Аудульфу разыскать ее, я был уверен, у него хватит ума не вполне выполнять твой приказ.
– Ну конечно. Если бы ты ее поймал, ты бы непременно ее свел со свету, – подковырнул Алкуина Эйнгард.
– Что ты имеешь в виду, Формикула? – напыжился аббат.
– Как что? – с простодушно-нахальным, хоть и сонным видом откликнулся летописец императора. – Ведь это же ты отравил Фастраду и Лиутгарду.
– Слушай, Карл, угомони этого плута, а то уж если я кого-нибудь и отправлю на тот свет, так это его, – бледнея еще больше, сказал Алкуин. – И некому будет описать твою встречу с элефантом.
– Эй, Дварфлинг! – со смехом притопнул на Эйнгард а император.
– Видит Бог, я этого не хотел, – вздохнул коротышка.
– Чего именно? – спросил Карл.
– Обижать бедного, измученного болезнью и скорбью аббата. Ей-богу, я бы и сам прикончил ваших жен, ваше величество, если бы речь шла о свадьбе с красоткой Ириной.
Девушка L самом цветении – еще ведь и шестидесяти не исполнилось. К этому возрасту невесты наливаются соком, как эти вот яблоки, и столетние старцы влюбляются в них и манят к себе с того света. Говорят, в аббатстве Сен-Рикье очень красивое кладбище. Не отправить ли туда Герсвинду на исповедь к Ангильберту? А то ведь старцы, чего доброго, перетащат Ирину к себе на тот свет.
– Эй, слуги, – позвал Карл, – принесите кляп.
– Все, все, умолкаю!
– Не обращая внимания на этого болтуна, – сказал Алкуин, – хочу, кстати, попросить тебя, Карл, когда приедут послы от Ирины, ты уж упрячь куда-нибудь от их взоров свою саксонку.
– Сам понимаю, не маленький, – буркнул император.
– Не маленький? А тогда – с Лиутгардой?
– Ну, тогда я просто влюбился в Лиутгарду с первого взгляда и не мог с собой справиться.
– Будь добр, не влюбляйся на сей раз ни в кого. Ладно?
– А мне можно? – спросил Дварфлинг.
– Можно, – сказал Алкуин. – Желательно – в молчание.
– Это невозможно, – возразил Эйнгард. – Ведь молчание – моя жена.
– Как это? – изумился аббат.
– От брака между болтуном и молчанием рождаются рукописи, – пояснил летописец Карла.
– В кого же может влюбиться болтун? – спросил Карл.
– В свеженькую хорошенькую сплетню, – ответил Дварфлинг.
– Или в дочку повара, – хмыкнул Алкуин.
– Интересно, а бывал ли в кого-нибудь влюблен достопочтенный Флакк Алкуин Штукатурщик? – спросил Эйнгард.
– В истину, – с самым серьезным видом отвечал аббат.
На это и Карл и Эйнгард способны были лишь одновременно хрюкнуть и запить свой смех вином.
– А правда ли, что древние римляне утверждали, будто истина – в вине? – поинтересовался Эйнгард.
– Так и быть, налейте и мне полстаканчика, – сказал Алкуин. – Кстати, об истине и о римлянах. Я недавно точно выяснил происхождение названия Ахена. Мы-то думали, что это – «капля воды», а оказывается, здешняя древняя купальня при римлянах была посвящена Аполлону, который у кельтов назывался Гранн. Aquae Granni – Купальня Гранна.
– Вот оно как? – удивился Карл. – А капля воды мне почему-то нравилась больше.
– Смотрите! Смотрите! – воскликнул тут Алкуин, приподнимаясь с места. – Идут!
И впрямь, за разговором они и не заметили, как из дальнего леса вышла ожидаемая процессия и двинулась по направлению к мосту через реку. Впереди ехали двое всадников, сразу за ними вышагивал слон, укрытый огромным синим ковром, на котором восседали Ицхак бен-Бенони и его сын Уриэл бен-Ицхак. Далее следовало еще десятка два всадников и две большие телеги, груженные скарбом.
– Это… он?.. – с трудом вымолвил Карл. – Такой маленький?
– Он, кто же еще, – усмехнулся Алкуин. – Ты волнуешься так, будто этот несчастный элефант – жених, а ты – невеста.
– Аббат все грезит о свадьбе, – произнес Дварфлинг.
В этот миг на смотровой площадке появился географ Дикуил.
– Ваше величество, – сказал он, – обратите внимание, к нам приближается элефант.
– Благодарю тебя, дружище, – сказал Карл, – а мыто стоим и гадаем, он это или не он. Я вижу клыки! И длинный нос! Эй, слуги, несите мне мой наряд!
– Свадебный? – съязвил Дварфлинг, но тотчас добавил: – А хорош элефантище!
– Но он кажется, не белый, – присматриваясь к слону из-под ладони, сказал Карл.
– Эркамбальд уверял, что он светло-серый, – пояснил Дикуил, – а поскольку обычные элефанты темнее, то такие, как он, считаются белыми.
– Вот оно что, – с некоторым разочарованием пробормотал император, – И не так уж он велик, как ожидалось…
Алкуин рассмеялся:
– Желаемое, а там паче – желаемое в течение длительного отрезка жизни, всегда кажется человеку при достижении не таким большим и прекрасным, как вожделелось. Элефант как элефант. Да ты посмотри, он в полтора раза выше лошади.