Карликовый хобот по-тюменски (Пинской - неизменно Пинской ! - 2)
Шрифт:
Игорь Гергенредер
Карликовый хобот по-тюменски
Из книги сказов "Пинской - неизменно Пинской!"
Пинской узнал, как действуют в советской стране дельцы-теневики. И таким же заделался. Стал по Уралу одним из первых. Создает подпольные цеха, управляет трестами, которых нет, а он от министерств получает на них огромные капиталы. Купается в деньгах и ведет блестящую жизнь. Каждое утро у его изголовья стоят и издают аромат горные синие тюльпаны: накануне вечером их срезают на Памире и самолетом доставляют в Свердловск.
Одет Пинской всегда с
Жены виднейших начальников втихаря крутят с ним. Пинского приглашает на чай и на польский банчок начальник военного округа. Но, однако, какая-то часть души у Пинского остается незапятнанной. Глядь, он идет с базара, а два здоровенных носильщика прут за ним дорогие фрукты. Пинской раздает их плохо одетым детям, ведь им недоступно даже яблоко.
Однажды, после раздачи фруктов, зашел он на главпочтамт - кто-то прислал должок. Пинской протянул в окошко бланк перевода, а кассирша, молоденькая девушка, сидит заплаканная. Он к ней в своей неизменно изящной манере:
– Могу я чем-то помочь, Ирочка?
Та отсчитывает ему деньги и не отвечает.
– Ирочка, я перед вами ни в чем не провинился. А кто провинился - я хочу знать!
– Не спрашивайте меня, Константин Павлович!
Он смотрит на часы:
– Через семь минут у вас перерыв. Я подожду - и мы поговорим.
Девушка смахивает слезы и говорит "нет". Пинской с улыбкой и с отзвуком металла:
– Никаких увиливаний!
Дождался ее и приглашает обедать, хоть она и нервно упрямится. Привел в заведение, закрытое для других, здесь жарятся цыплята табака: вкусный запах дразнит и возбуждает. Пинской полил цыпленка соусом ткемали с базиликом и красным перцем, заставил девушку выпить сухого вина и буквально кладет ей в рот соблазнительную курятину. Когда она стала есть, волнуясь все меньше, он напомнил ей свои вопросы.
Оказалось - она ужасно переживает не за себя. С ее подругой случилось...
– Мы с ней, Константин Павлович, снимаем маленькую комнатку. Обе мы не свердловские, а приехали из поселка. Она - милая, красивая, но - заикается. За это я ее жалею. Она работает в парикмахерской на Исетской набережной.
Тут девушка мнется, смущается до помидорного цвета лица:
– Это случилось вчера вечером, после окончания рабочего дня...
– Вашу подругу ограбили?
– говорит Пинской и думает, сколько дать денег.
Но девушка мотает головой, лезет в ридикюль за платочком, слезы так и текут.
Грубо говоря, подругу обули. И вот каким образом. По вечерней улице топал мужик большой уверенности в себе. Хам, а уж бабник - прожженный и свихнутый. Зырк-зырк по окнам: авось-де усеку раздетую? Глядит - яркий свет в парикмахерской, дверь - стеклянная. За дверью девушка в белом халатике нагнулась: выметает волосы из-под кресла. В парикмахерской уж никого нет.
Мужик зашел и, как это беззастенчиво называют, цап ее за булочку. А они у нее хорошо развитые, круглые, а гладкие - мрамор! Она выпрямилась, как от удара электричеством, лицо и глаза горят обидой. Хочет выразить этому подонку, что не испорченная и что она - на работе!
– Я, - кричит, - парикма...хер!
– заикнулась бедная.
Он слышит: "Хер!" Радостно щерится, расстегнул ширинку и выпростал орудие похабства: конечно, мол, не без хера! Девушка отпрянула от него, даже и смотреть не хочет. Выкрикнула с заиканьем:
– Не оскор...блять!
Он пришел в безобразный восторг:
– Б...? Тогда тем более...
– скок к ней, облапил - и спускать с нее трусики.
Она хвать со столика флакон тройного одеколона - бац по лбу! Флакон вдребезги. Мужик шатнулся, трясет башкой - и сам стал заикаться:
– Ты не пси...хуй!
А девушка решила, бедняжка: теперь он ее и передразнивает! Оттого ей еще больнее. Она хочет крикнуть ему: "Передразнивать-то зачем?!" Но заиканье одолело. Выговаривает:
– Перед... перед...
– и не может договорить.
Мужик набычился:
– Передом так передом, хотя раком было б лучше!
– повалил ее на пол и, как ни билась, скомкал иллюзии.
До того она была действительно девушкой без натяжек, вела замкнутый образ жизни.
Пинской выслушал рассказ, особенно последние слова - сидит мрачный. Перед ним стакан картлинского вина, но он не пьет, а спрашивает рассказчицу: обращались ли в милицию? И узнает, что мусоров вызвали прохожие, они с тротуара усекли завершение случая. Мусорам подали так, будто парикмахерша и завлекла. Какой, мол, сопротивляться, когда даже свет выключить поленилась?.. Ее могут посадить на пятнадцать суток: за нарушение общественного порядка.
Пинской погладил рассказчицу по приятной ручке.
– Я сделаю, что этого не будет, Ирочка! И разберусь с проходимцем. Мне его разыщут.
– Его искать - дойти до площади Ленина. На Доске Почета красуется.
Проходимец-то - Иван Лохин с Уралмаша, Герой Социалистического Труда. Терся в подхалимах у секретаря парткома, и тот представил эту шестерку к ордену. А орден прикалывал сам кремлевский хозяин. Лохин в Свердловск вернулся - не узнать. До того охамел: может на детской площадке в песочницу помочиться или к встречному менту обратиться на "ты". Обком окружает его заботой, на всех заседаниях он сидит в почетном президиуме.
Ну, и ушел с головой в беспримерный разврат. То в трамвае на конечной
остановке вступает в связь с вагоновожатой. То в кино на дневном сеансе, когда зрителей мало, осуществляет на заднем ряду близость с билетершей...
Все это Пинской узнал после разговора с Ирочкой, кассиршей главпочтамта. Узнает и хмурится от негодования. И чем больше негодования, тем глубже зов артистизма. А на артистизм Пинской душевнее всего швырял деньги. Масса людей балдела от его щедрости. Сколько их рвалось вежливо ему помочь.