Карло Гольдони. Комедии_Карло Гоцци. Сказки для театра_Витторио Альфьери. Трагедии

Гольдони Карло

Действие пятое

Явление первое

Кинир.

Кинир О, бедный юноша! О, сила чувства Не показного!.. Раньше хоть на миг Я появись, быть может, не вонзил бы Ты сталь в себя. О, небо! Что отец Слепой от горя скажет? Он Перея Счастливым мужем ждал и вот теперь Увидит обескровленное тело Самоубийцы? Да, но разве я Счастливей как отец? И можно ль жизнью Назвать удел наследницы моей, Что мечется среди жестоких Фурий? И наша участь — разве это жизнь? Но Мирру выслушать хочу, и сердце Одето вновь мое в стальной доспех. Мой гнев заслужен ею (это видит Она), затем и не спешит к отцу. Я трижды посылал за нею. Тайна Чудовищная кроется во всех Поступках Мирры. Истину желаю Из уст ее услышать, или пусть Мои глаза отныне дочь не видят. Однако если рок иль гнев богов Ее к слезам приговорили вечным Безвинную, ужели отчий гнев Я прибавлять к ее злосчастьям должен? И отвернуться от нее и знать Что гибнет медленно она?.. О, небо!.. Но я свою великую любовь, Хотя б отчасти, скрою, попытавшись В последний раз до истины дойти. Разгневанным она ни разу в жизни Не видела меня: не столь тверда Она, чтоб непривычные угрозы Отца остались втуне. Наконец Она идет. О нет, едва влачится, Как будто здесь погибель ждет ее.

Явление второе

Кинир, Мирра.

Кинир Я никогда бы не поверил, Мирра, Что честь моя тебе недорога. Увы, меня ты убедила в этом Сегодня. Но что нужно повторять Тебе мои приказы и не сразу Ты исполняешь их, — еще одно Открытье для отца. Мирра Лишь ты властитель Моей судьбы… Недавно… здесь… сама. За многие… мои ошибки… кары… Я у тебя просила… Мать была Свидетельницей… Что же помешало Тебе убить меня?.. Кинир Пора, пора С тобою, Мирра, говорить иначе. Отчаянные словеса твои, Равно как и отчаянные взгляды, Не выручат тебя. Твоя вина Просвечивает сквозь твои страданья: Ты сознаешь ее. Страшнее всех Твоих ошибок то, что ты таишься От своего отца, и гнев его Тобой заслужен. Дочь моя не стоит Великой той любви, что я питал Доныне

к ней. Но что с тобой? Ты плачешь? Ты в ужасе?.. Так, значит, для тебя Невыносима пытка отчим гневом? Мирра Ах!.. лучше… смерть… Кинир Родителей своих Ты сделала посмешищем всеобщим Не меньше, чем себя, прервав обряд, Которого сама и пожелала. И оскорбления не пережил Перей несчастный… Мирра Небо, что я слышу? Кинир Да, больше нет Перея: он убит Тобою. Выйдя раньше всех отсюда, Один, в молчанье скорбном, он идет В свои покои. Ни один из смертных, Никто не смеет следовать за ним. Увы, я слишком поздно появляюсь… Пронзенный собственным мечом, лежал Он в море крови. Отраженье смерти В заплаканных глазах… и вместо слов Последних — имя Мирры… Вот награда… Мирра Довольно… Я достойна смерти, я Одна… И я еще дышу? Кинир Несчастный Отец, лишь я несчастного отца Переева представить боль способен. И я предвижу ненависть его, И гнев, и жажду рассчитаться с нами По праву. Не из страха перед ним, Из состраданья к юному Перею Намерен я, обманутый отец, Услышать от тебя (и я услышу!), В чем корень зла, откуда все пошло. Напрасно ты упорствуешь. Не выдать Себя не можешь ты. И голос твой Прерывистый, и то, как ты бледнеешь И как краснеешь, как вздыхаешь ты Тайком, и то, как медленное пламя Снедает плоть твою, и страх в глазах, И неуверенность твоя, и чувство Непреходящего стыда… — о, все Мне говорит, и отпираться тщетно, Что имя Фуриям твоим… любовь. Мирра Любовь?.. Не верь… Не думай… Ты ошибся. Кинир Чем больше это отрицаешь ты, Тем больше я (увы!) склоняюсь к мысли О том, что тайну разгадал твою: Ты влюблена. Мирра О, ужас!.. Ты не хочешь Убить меня мечом… и вот меня… Словами… убиваешь… Кинир И, однако, Сказать не смеешь ты, что никого Не любишь? Ну, а если бы сказала, Была бы лгуньей. Лучше не клянись. Но кто же сердца твоего избранник, Когда его не получил Перей, Что так тебя любил? Твое смущенье, И трепет твой, и краска на лице Кричат о том, чего не скрыть молчаньем Бессмысленным… Мирра Не может быть!.. Ужель. Ты хочешь… чтобы умерла… на месте… Я от стыда?.. И ты — отец? Кинир А ты Ужель молчанием жестоким хочешь Убить отца, которому стократ Дороже жизни ты? Не бойся, Мирра, Я все еще отец. И я готов Во всем тебе потворствовать, к кому бы Ты ни пылала страстью, — только мне Откройся. Вижу я и прежде видел, Как борются (о бедное дитя!) В твоей груди любовь и чувство долга. И вот однажды долг возобладал, Но ненадолго: бог любви сильнее Тебя, и он иначе рассудил. Нам неподвластны чувства, потому-то Простительны они; но то, что ты Их от отца скрываешь, недостойной Прощенья делает тебя. Мирра О смерть, О смерть, ужель к моим страданьям вечно Останешься глуха?.. Кинир Утешься, дочь, — Утешься: если ты не хочешь видеть Меня во гневе, гнев уже прошел, Почти прошел. Со мною откровенно, Как с братом, говори. И я любил, Я все пойму: итак, кого… Мирра О, небо!.. Да, я люблю. Меня принудил ты Признаться в этом. Безнадежно, тщетно Люблю. Но кто он, не узнать тебе И никому другому. Мой любимый И то не знает… Даже от себя Я чуть ли это не скрываю. Кинир Я же Хочу и должен знать. Не можешь ты Терзать себя, при этом не терзая Родителей вдвойне. Да кто же он? Смотри, на месте гневного Кинира Ты снова видишь жалкого отца, Отца-просителя. Проститься с жизнью Не можешь ты, не погубив и нас. Кто б ни был твой любимый, ты получишь Его. Поруганная честь царя Ничто перед отеческой любовью. Пойми, твоя любовь, твоя рука И мой престол любого возвеличат. Как низко ни стоял бы человек, Он недостойным быть тебя не может, Когда он по сердцу тебе. Скажи, Кто он, прошу. Хочу любой ценою Спасти тебя. Мирра Спасти?.. Но разве я?.. В самих словах твоих моя погибель… Будь милостив и от тебя… позволь… Навеки мне… уехать… Кинир Как? Уехать? Дитя мое любимое, приди В мои объятья. Что? — Отца родного Отталкивать? Объятия отца Тебе противны? Страсть твоя, выходит, Столь малодушна, что боишься… Мирра Нет, Она не малодушна… а преступна, Преступна, и… Кинир Преступною она Не может быть, покуда преступленья Отец не видит в ней. Изволь назвать… Мирра Отец пришел бы в ужас, если б имя Я назвала… Кинир… Кинир Что слышу я?! Мирра О, что я говорю?.. Сама не знаю, Что говорю… Неправда, никого Я не люблю… Не верь… И дай возможность Уехать мне… Кинир Всему граница есть: В потеху обратив мои терзанья, Неблагодарная, навеки ты Утратила любовь отца. Мирра Угроза Твоя ужасна!.. Мой последний вздох Теперь уж недалек… И что же, к стольким Моим напастям ненависть отца Прибавится?.. Тебя не будет рядом В мой смертный час?.. Блаженна мать моя!.. По крайней мере… в час ее кончины… Ты будешь… рядом с ней… она и ты… Кинир Что хочешь ты сказать?.. Ужель разгадка Ужасных слов?.. Не может быть!.. Ужель Ты, нечестивица?.. Мирра О, небо! Что я Сказала?.. Где я? Где укрыться мне?.. Где умереть? Но разве не подходит Твой меч для этого?..

(Бросается на меч отца, вонзает его в себя.)

Кинир О дочка!.. Меч… Мирра Вот он… возьми… Спасибо, что не только Я на язык быстра. Кинир От гнева я… От ужаса… от жалости не в силах Пошевелиться. Мирра О Кинир!.. Смотри… Я умираю… Я тебе сумела… Отмстить… и покарать… себя… Ты сам Чудовищную тайну… вырвал силой… Из сердца моего… Но оттого, Что только вместе с жизнью… покидает Она меня… мне легче… Кинир Ну и день! О, преступленье!.. Но над кем я плачу?.. Мирра А ты не плачь… Я недостойна слез… Уйди, чтоб нечестивицу не видеть… И Кенхреиде… никогда… о том… Кинир И твердь не разверзается при этом, Чтоб поглотить несчастного отца?.. Я к женщине бесстыжей не решаюсь Приблизиться… Но умирает дочь Моя…

Явление третье

Кенхреида, Евриклея, Кинир, Мирра.

Кенхреида На страшный плач сюда… Кинир О, небо!

(Бросается навстречу Кенхреиде и, преграждая ей путь, заслоняет от нее умирающую Мирру.)

Уйди… Кенхреида Дитя мое… Мирра Опять она! Евриклея О, ужас! Окровавленную Мирру Я вижу?.. Кенхреида Дочь?.. Кинир Уйди… Кенхреида Она без чувств!.. Как? Кто ее?.. Пусти… Кинир Не приближайся… Я уведу тебя… Она… сама… Моим мечом… Кенхреида И в этом состоянье Ты дочь оставишь?.. Нет, пусти… Кинир Она Нам более не дочь. Она питала Преступную любовь… к Киниру… Кенхреида Что? Чудовищно!.. Кинир Не здесь же нам от горя И от позора умирать. Идем. Кенхреида Позор!.. О дочь моя!.. Кинир Идем… Кенхреида Злодейка! Мне больше не обнять ее?..

(Кинир силой уводит жену.)

Явление четвертое

Мирра, Евриклея.

Мирра Когда… Я меч… просила… ты бы, Евриклея… Послушалась… И я бы умерла… Невинною… чем умирать… порочной…

Брут второй

Перевод Е. Солоновича

^{60}

Будущему итальянскому народу

Надеюсь, о свободные и великодушные Итальянцы, вы простите мне тяжкое оскорбление, каковое я без злого умысла нанес вашим дедам или прадедам, дерзнув представить им двух Брутов, — трагедии, в которых вместо женщин действующим лицом и актером был в числе многих благороднейших персонажей народ.

Я и сам прекрасно сознаю, насколько человек, взявший на себя смелость говорить, действовать, мыслить, должен был глубоко оскорбить тех, кто (совершенно запамятовав, что эти три дара получены им от природы) полагал невероятным, что другой когда-нибудь обретет их.

«Но если слово прорастет, как семя, Во славу тем, кого я воскресил», —

я льщу себя надеждою, что вы восстановите справедливость, не отказав мне при этом в нескольких похвальных словах. Я уверен также, что, если ваши предки воздавали мне за то же самое хулою, они не отказывали мне окончательно в уважении, ибо не могли все ненавидеть или презирать того, к кому ни один человек в отдельности не испытывал ненависти и кто явно старался (насколько это было в его возможностях) принести пользу всем или большинству.

Париж, 17 января 1789 года

Витторио Альфьери

Действующие лица

Цезарь.

Антоний.

Цицерон.

Брут.

Кассий.

Кимвр.

Народ.

Сенаторы.

Заговорщики.

Ликторы.

Действие происходит в Риме в храме Согласия, затем в курии Помпея.

Действие первое

Явление первое

Цезарь, Антоний, Цицерон, Брут, Кассий,

Кимвр, сенаторы.

Все сидят.

Цезарь Сегодня вас, почтенные отцы, К согласию зовет диктатор Рима. Да, вас не часто Цезарь созывал, Но в этом лишь враги повинны были Мои и ваши: из-за них не мог Я отложить оружие, покуда От Нила и до Бетиса они^{61} Разгромлены не будут. Но сегодня Сбылась моя мечта: вернуться в Рим И в нем услышать мудрый голос римлян, — Вновь Римом сделав Рим, просить у вас Совета. Наконец-то отдыхает Он от гражданской крови, и пора Вернуть права его сынам, чтоб смолкла Завистливая клевета. Ничуть, Ничуть (смешно и говорить об этом) Не стал слабее Рим. При слове «Рим» От Тахо до Евфрата, от Сиены До Альбиона^{62}, северной земли Безвестной, — при едином этом слове Дрожат народы, и трусливей всех Дрожит парфянин, победитель Красса^{63}, Парфянин, упоенный до сих пор Победой неожиданной. Расплаты Он ждет от вас. Не надо ничего Для славы Рима больше — лишь парфянам И миру показать, что в битве той Искали смерти, но не пораженья, Бойцы, которым был потребен вождь, Алкающий не злата, но победы^{64}. Стереть позор и в Рим царя парфян Разгромленного я берусь доставить Или на поприще сраженья пасть. Для обсужденья нового похода Я не случайно выбрал этот храм С названьем славным: символом удачи Да будет нам оно. Итак, залог Победы нашей будущей — в согласье Меж нами, только в нем. И вас к нему Я призываю. К этому и Рима Честь призывает вас, который был Свидетелем великого позора Поверженных орлов. Сегодня честь Молчать повелевает прочим чувствам. На форуме бурлит народ, и мы, Прислушавшись, поймем, что он к возмездью Вас призывает тоже. Прежде всех Иных вопросов нам вопрос о мести Парфянам дерзким предстоит решить Сегодня. Я прошу у цвета Рима (И с римской радостью, прося его, Его одновременно получаю) Согласия, которое врага Рассеет тут же или уничтожит. Кимвр Настолько Цезарь поразил меня Словами о согласии, что первым Я отвечаю, несмотря на то, Что это право старших. Неужели Нам, что не смели слова столько лет Произнести, его дают сегодня? Итак, я первый, я, на чьих руках Катон великий умер^{65}. О, когда бы Я прозорлив, под стать Катону, был И участь разделил его! Поверьте, Что не парфянам, а другим врагам И за другой позор, гораздо больший, Рим должен прежде отомстить. Сейчас Ему не до парфян. Резне сограждан, Начавшейся при Гракхах, нет конца^{66}, И форум свой, и храмы, и жилища Затопленными кровью видел Рим. И вся Италия в крови, и море От крови стало красным. Уголок Найдется ли в империи, который Не полит римской кровью? Может быть, Ее парфяне пролили? Из граждан Когда-то добрых вышли палачи, Мечи, а не плуги, теперь в почете, Секиры правосудие вершат, В тиранов превратились полководцы. Чего еще бояться? В общем, я Считаю, что сначала нужно дома Порядок навести и мстить за Рим Не раньше, чем он прежним Римом станет. Антоний Я консул, мне и слово: я не тот, Кто глупости болтает с гордым видом. Мне кажется, отцы, что то, о чем Диктатор наш советуется с нами (Хоть он теперь уже и сам бы мог Решение принять), должно не только Всецело славу Рима возродить, Но и само существованье Рима От этого зависит, мощь его И безопасность. Был ли случай в прошлом, Чтоб римский вождь не отомщенным пал В сражении? Ужели наши предки Спускали поражения свои? За каждого убитого из римлян Враги теряли тысячи голов, Настигнутые римскими мечами. Неужто Рим теперь смирится с тем, С чем не мирился втиснутый в границы Италии одной, теперь, когда Границами ему — границы мира? Допустим, славою не дорожа Своею, он не отомстит парфянам: Какой ущерб подобный прецедент Ему нанес бы? Многие народы Отважные меж Римом и страной Парфян живут. И кто же их удержит, Когда ржавеют римские мечи? Германцы, греки, галлы, македонцы, Иллирия, Египет, Альбион, Испания и Африка ужели При их воинственности захотят Терпеть господство дрогнувшего Рима? Необходимость, а не только честь, Знамена наши в Азию торопит. Нам остается лишь одно решить: Кто войско поведет. Но кто посмеет При Цезаре назвать себя вождем? Согласен, можно выбрать и другого, Коль есть такой, кто по числу побед, По завершенным войнам и триумфам Опередил бы Цезаря иль сам Под стать ему рубакой был хотя бы. Что в зависти презренной? Имя «Рим» И имя «Цезарь» означают ныне Одно и то же: если б не второй, То первому империей всемирной Не быть сегодня. Значит, явный враг Отечества, его изменник гнусный, Кто личным интересам подчинять Сегодня смеет общее величье. Кассий Я этот гнус, когда на то пошло, Да, я, в устах изменника изменник. Я первый, к счастью, если имя «Рим» И имя «Цезарь» суть одно и то же. Я не из многословных. Пусть другой С услужливой неискренностью имя Отчизны произносит. Если есть У нас еще отчизна, то не может Ее судьба не волновать отцов. Я говорю от имени последних, Но обращаюсь к истинным отцам, Не из каприза созванным, как нынче, И не для вида только, и не с тем, Чтоб лицезреть вокруг убийц наемных И говорить едва ль не на глазах Подкупленного пастырем народа. Народ ли это, впрочем? Те, кому Одна свобода ведома — помехи Чинить добру и зло оберегать? Кто гладиаторами Рим позорит И кто в Египте бражничал? Пускай Сенат от этих лиц освободится, И он услышит каждого из нас. Ну, а пока скажу о самом главном: Да будет консул консулом, сенат — Сенатом и трибунами — трибуны, И да заполнит истинный народ, Как прежде, форум. Думать о парфянах Не должен Рим, покуда снова в нем Мы, римляне, узнать не сможем Рима По верным признакам. Лишь тень сейчас Его мы видим жалкую. Немного Осталось настоящих граждан здесь, Так пусть они последние усилья Приложат, чтобы помешать врагам, Последние усилия которых Отечеству обращены во зло. Цицерон Я Рима сын и благодарен Риму, Меня отцом назвавшему, когда Я спас его от козней Катилины^{67}. Доныне, вспоминая этот день И эту честь, я сладостные слезы Роняю с благодарностью. Мечте Об общем благе, мире и свободе Я верен был и верен остаюсь. Как ради Рима жил, о, если б мог я Один погибель за него принять! Я рад, что горьких дней моих остаток Ему, измученному, отдаю. Я не кривлю душой. Моим сединам Поверьте. Не затем слова мои, Чтоб тех озлобить, кто и так немало Бесчестьем длительным ожесточен, И не затем, чтоб стал еще спесивей, Кто мнит себя хозяином всего. О том забочусь я, чтоб с благом Рима Совпало благо каждого (когда Еще возможно это). Не сегодня Зло обнажило меч. Лишь имена Тех, кто законы попирал, менялись, И каждый раз республике в ущерб, Чувствительнее прежнего. Кто любит И впрямь ее, кто сердцем гражданин, А не устами, пусть меня поддержит. Среди обид сокрытых и мечей Бряцающих (Эринниям недолго Работу им задать) любой из нас Да непреклонным будет: или души Разрозненные мир объединит, Иль от злодейских рук одни погибнем, Оставшись римлянами до конца. Вот что волнует гражданина Рима, Все слушайте его: и кто уже Отягощен превыше меры славой, Пускай побережет ее, не то Ее утратит он в погоне тщетной За большей славою; а тот, кому Чужая слава не дает покоя, Пусть знает, что не завистью своей Он посрамит другого, но поспорив Поступками порядочными с ним, Лишь в благородном этом состязанье Сумеет честно превзойти его, Достоинства свои умножив. Так что, Пока у нас в избытке в Риме дел, Парфянами не будем заниматься. Единым и единственным для нас Да будет Рим. Тогда и за оружье Ему не нужно браться, чтоб врагов Постигла участь туч, гонимых ветром. Брут Кимвр, Кассий и великий Туллий здесь, Как римляне, о Риме говорили, И к сказанному ими ничего О Риме не прибавить. Остается Лишь говорить о том, кто Римом мнит Себя. Я вовсе не о Риме, Цезарь, Который олицетворяешь ты, А о тебе хочу сказать. Ты знаешь, Я не люблю тебя, — тебя, что Рим Не любишь (не люблю как раз за это), Я не завидую тебе, затем Что больше над собой тебя не ставлю, С тех пор как сам ты уронил себя, Я не боюсь тебя, не к рабской смерти Готов всегда, и, наконец, во мне И ненависти нет к тебе, коль скоро Ты мне не страшен. Брута одного И слушай, потому и верь лишь Бруту, Не консулу-рабу, что так далек От доблестей твоих, деля с тобою Твои пороки только. Может быть, Еще заслуживаешь ты спасенья, И я б хотел, чтоб это было так, Поскольку, образумившись, полезен Ты можешь Риму быть, как смог ему Немало навредить. Прекрасно Кассий Нам описал народ, но даже твой Народ изрядно отрезвил недавно Тебя. Ты слышал гнев его в тот день, Когда, из шутки как бы, новый консул Услужливо попробовал венец Тебе примерить царский: гнев твой царский Тебя заставил побледнеть. Но ты Венец злосчастный, о котором втайне Упорно грезил, оттолкнул тогда Рукою собственной: аплодисменты Ты вызвал этим, но в твоей груди Смертельными клинками были крики Уже не римлян, но еще не столь Бездумной массы, как тебе хотелось. В тот день ты понял, что тирана Рим Стерпеть способен временного, только Не самодержца. Ты не гражданин, И знаешь это, и в душе покоя Не ведаешь. Я вижу — тяготит Тебя твое тиранство. Ты родился, Быть может, не для этого. Теперь Мое к себе ты знаешь отношенье. Открой же нам и самому себе, Коль можешь, кем себя ты почитаешь И кем мечтаешь стать. Не знаешь сам? Тогда послушай гражданина Брута, Диктатор. Должность много выше той, Которую ты занимаешь ныне, Найдется. Угнетателем себя Ты хочешь видеть. Почему бы Рима Освободителем тебе не стать? Дерзни, внуши себе, что ты на это Способен. По тому, как говорит С тобою Брут, ты понимаешь, Цезарь, Что, если ты себя владыкой мнишь Над нами, я покамест не считаю Себя одним из подданных твоих. Антоний За речи дерзкие, клянусь, ответишь Ты вскоре… Цезарь Хватит. Молча я внимал Так долго вам, и лишний раз могли вы Понять, каков я есть: и если б я Считал себя хозяином, то был бы Достоин этого, ведь я слова, Клеймящие меня, не только слушал, Но поощрял. Собранье это вам Не кажется достаточно свободным, Хотя диктатор вашу брань терпел, А мог бы и не слушать. Завтра утром От форума подальше и без тех, Кто служит вам охраною от плебса, Я в дом Помпея приглашаю вас Для большей откровенности. Услышу Я больше оскорблений там. Но здесь Судьба парфян должна решиться. Если ж Так хочет большинство, то пусть тогда И Цезаря судьба одновременно, Но большинством, решится. Я не прочь.

Витторио Альфьери «Брут Второй»

Действие второе

Явление первое

Цицерон, Кимвр.

Цицерон Из мест, где можно говорить о Риме, Осталось только это… Кимвр Меньше слов! Все сказано почти. Теперь — за дело! Я Кассия и Брута пригласил, Сославшись на тебя, и скоро оба Здесь будут. Медлить более нельзя. Предельная опасность завтра утром Грозит отчизне. Цицерон Медлить ни за что Не станет Цезарь, и его решимость Поставить на своем спасает нас От промедленья. Ничего не хочет Он, кроме войска, убедившись в том, Что страх всеобщий для него надежней Любви продажной черни. Он в душе Над выпадами нашими смеется И вдоволь накричаться нам дает, — Была бы армия за ним. В сенате Он большинство купил и может спать Спокойно. Наши крики о свободе Он нам припомнит, возвратясь с войны. Он римских воинов бросает в битву С парфянами, чтоб нанести удар Последний Риму, как нанес на Рейне Удары первые. Давно пора, Я тоже так считаю, отказаться От промедленья. Но, признаться, я Как добрый гражданин дрожу от страха При мысли, что, быть может, от того, За что беремся мы, зависит участь Отчизны. Кимвр Вот и Кассий подошел.