Карма
Шрифт:
Тогда я вспоминаю, кто находится передо мной. Эти люди — монстры, и мне не следовало бы даже смотреть на его эрекцию, но есть что-то странно очаровательное в том, чтобы держать в руке член мужчины без сознания.
Я оглядываюсь на дверь, ожидая увидеть стоящего там Сэма, но он заперся в нашей спальне. Я ему сегодня уже надоела, как обычно. Я найду другие способы занять свое время.
Я ползу по полу, хватаю пластиковую маску волка и подношу ее к нему. Схватив за волосы, я поднимаю его голову и сажусь ему на колени, чтобы надеть маску ему
Тепло, исходящее от его колен, распространяется по моим обнаженным бедрам, согревая мою кожу так, как я давно не чувствовала. Мое тело начинает дрожать, такого я не испытывала еще дольше. Возможно, с тех пор, как я была подростком и смотрела фильмы, которые мне не следовало смотреть. Я хотела этой страсти. Этого дикого влечения к другому человеку. Но в итоге я встретила Сэма, который любит напоминать мне, что именно он был тем, кто смог склеить осколки моей души.
Я сажусь на него и пристраиваюсь своей киской к его члену, единственное, что разделяет нас, это мои тонкие влажные трусики. От его кожи исходит тепло. Я наклоняю бедра, поднимаю таз и скольжу вдоль его члена.
Ебанный пиздец. Удовольствие сразу же ощущается иначе, чем когда меня ласкают пальцами или руками. Даже язык ощущается по-другому. Я отвожу бедра назад, прижимаясь клитором к его члену через трусики. Этот чувак пиздец как возбуждает меня.
— О, Боже, — шепчу я, хватая его за плечи. Это действие настолько грубое и неуклюжее, но оно посылает электрический заряд по моему телу.
Я скольжу по всей его длине, насухо насаживаясь на член, пока не намочу его через трусики. Я играю с темпом и давлением, пока мои глаза не закатываются, я гонюсь за своим удовольствием.
Моим и только моим.
Я хватаюсь за края его маски, прижимаясь лбом к пластиковому барьеру, защищающему меня от зла. Мои пальцы впиваются в маску, слегка сминая ее, когда я чувствую, что приближаюсь к оргазму.
Я прикусываю губу так сильно, как только могу, чтобы звуки моего оргазма не вырвались наружу. Удовольствие захватывает меня удушающей волной и не отпускает до тех пор, пока я не чувствую, что могу упасть в обморок. Мои бедра дрожат, и я чуть не ломаю маску пополам, крича про себя.
Когда я заканчиваю, я слезаю с него и закрываю рот рукой. Тяжесть вины давит на меня так, что я не могу дышать. Несмотря на то, что я не целовала его и вообще ничего не делала, а просто воспользовалась тем, что было подо мной, я почти уверена, что только что изменила Сэму.
Маска Нокса смотрит на меня, в то время как он прислоняется головой к стене. Никто не должен знать, что я кончила на его член. Я не могу даже…
Он открывает глаза и смотрит на меня.
О, Боже. Он что-то помнит? Знает ли он, что я только что с ним сделала?
Если он знает, я не смогу оставить его в живых.
— Где я? — шепчу я, и девушка с облегчением вздыхает.
Я не подал
Но ее прикосновения к моему члену? О, Боже. Затем она забралась сверху и скакала на мне так, как ни одна другая раньше. Мне пришлось прикинуться идиотом. Судя по тому, как она зажимала рот рукой, я не думаю, что она намеревалась кончить, «используя меня». Я не знаю наверняка. Но мне это охренеть как понравилось, и я до боли хочу, чтобы ее теплая, скользкая, прикрытая трусиками киска терлась о мою обнаженную кожу.
Затем она берет чертов молоток, и мой член скукоживается. Вместо того, чтобы расслабиться после оргазма, кажется, она еще больше злится.
— Доброе утро, — говорит она, постукивая молотком по ладони.
Я смотрю на утренний свет, льющийся через окно спальни. Тусклая синева смотрит на меня вместо той черноты, которую я ожидал. Мои глаза ищут часы, и когда я их нахожу, я дергаю цепи. Уже больше шести утра. Она понятия не имеет, на что она меня обрекает, если не пустит на вечеринку.
— Мне нужно уходить, — говорю я, поднимая на нее глаза. Я понимаю, что снова в маске, и тянусь, чтобы снять ее.
— Оставь.
— Зачем?
— Скажи мне, кто они, — требует она.
Она что, собирается ударить меня молотком, если я ничего не скажу? После того, как кончила на мне? Это еще больший пиздец.
— Я… не могу, — говорю я.
Она не понимает. Я буквально, блядь, не могу.
Она опускается на колени и, прежде чем я успеваю среагировать, приставляет гвоздь к моей мошонке и бьет по нему головкой молотка. Она буквально только что сыграла в «прикрепи хвост ослу» с моей мошонкой. Я вскрикиваю, когда ослепляющая боль проносится от моих яичек к члену, а затем всё остальное тело наполняется острым жаром. Я никогда не испытывал такой агонии.
Я инстинктивно пытаюсь поднять ноги, но не могу. Любое движение пронзает еще одной волной боли. Я с силой подтягиваю ноги, благодарный, что она не ударила молотком и по яйцам. По крайней мере пока.
Но затем она приближается ко мне с другим гвоздем, и чувство благодарности испаряется.
— Я подумала, ты не будешь против еще одного пирсинга, — говорит она, проводя пальцем по одной из металлических штанг в моем члене.
— Я не ожидал, что это свидание пройдет именно так, — говорю я. С каждым произнесенным с болью словом, у меня во рту собирается слюна.
— Так ты не спал?
— Конечно, я не спал, ты, садистская сука! Кто сначала кончает, а в следующую минуту переходит к такому насилию?
— Карма, я думаю.
— Карма — это тупая пизда, — говорю я.
Наверное, я это заслужил. В моих руках были ножи и пистолеты, из-за которых умирали люди. Я голыми руками забирал жизни. Я предал все жизненные принципы, какие только можно, чтобы оказаться здесь, с ее соками на моем члене и металлическими гвоздями в мошонке. Я, наверное, заслужил удар прямо в свой член, но давайте не будем подкидывать ей новые идеи.