Карнавал
Шрифт:
– Заприте дверь изнутри, – сказала Одноклеточная, – не эту, а ту, которая ведет в операционный блок. Ее не смогут взломать.
– Вы думаете?
– Конечно. Как только рация не ответит, они направят сюда людей. Я не хочу умереть на операционном столе из-за чужого рвения и бестолковости.
Лист сходил и запер тяжелую дверь. Он чувствовал себя марионеткой, но довольной марионеткой – сопротивляться не хотелось.
– Мне сейчас кажется, – сказал он, – что я тоже всю жизнь простоял на месте, а теперь начинаю идти; в отличие от вас, я иду не в нужном направлении.
– Я понимаю, – сказала Одноклеточная, – в моменты опасности хочется быть откровенным. Просто потому, что может не оказаться следующей возможности. Вы собираетесь делать местную блокаду?
– Да.
– Не стоит, – все это не так уж больно. Не больнее, чем пощечина от друга. Просто начинайте действовать, побыстрее.
Лист включил аппараты. Зеленоватые экраны засветились. Механически он сменил цвет на голубой; голубой не так утомляет глаза. Компьютер нарисовал предполагаемую линию, вдоль которой будет двигаться игла, раздвигая, но не повреждая мозговую ткань. Игла уже была готова – она находилась внутри корончатой микрофрезы, которая даст отверстие диаметром всего полтора миллиметра. Сама игла имела очень сложное устройство и содержала резервуар с донорскими клетками.
Лист подал напряжение на иглу. Импульсно, 0,6 Вольт, монополярно. Каждая из мозговых структур ответит на это напряжение своим, характерным образом, что позволит безошибочно контролировать прохождение иглы.
Он включил фрезу.
Ему показалось, что он слышит шаги людей с тяжелыми взглядами; люди приближались, они уже поднимались в лифте, они уже выходили из лифта – он чувствовал их приближение и понимал, что чувствует невозможное. Ему показалось, что наружная дверь недостаточно прочна. Удары будут слышны. Он прислушался до звона в ушах.
– Звучит как бормашинка, – сказала Одноклеточная и улыбнулась. Она не чувствовала страха.
– Что? – очнулся Лист. Ему показалось, что он слышит отдаленный звук, заглушенный мягкими стенами коридоров, звук, проплывший оттуда – через три секции – сюда.
– Я всегда боялась бормашинки, а теперь не боюсь.
Фреза вошла между бровей чуть выше переносицы. Из-за быстрого вращения кровотечения почти не было. Все же Лист промокнул капли крови тампоном.
– Сообщайте обо всем, что вы чувствуете.
– Сейчас вдруг изменилось освещение. Я вижу все в желтом цвете. Это нормально? Ой, мигнуло.
Лампа действительно мигнула. Они все-таки добрались, подумал Лист, они собираются отключить электричество. Это не просто, здесь три автономные системы, на случай аварии. И все же они смогут нас выключить. Тогда ее смерть припишут мне – я не смогу ее спасти.
– Нормально, – сказал Лист. – Продолжайте говорить. Главное не останавливайтесь.
– Сейчас я вижу картину из моего далекого прошлого. Вижу очень ясно. Кажется, что предметы висят в воздухе – вот так, чуть наискосок, невысоко над полом. Но я сознаю, что они не реальны. Люди говорят, и я слышу их голоса. Передавать содержание разговора?
– Как хотите.
– Это моя подруга, она погибла очень-очень давно. Сейчас она говорит со мной. Нет, сейчас наплывает что-то другое. Я вижу ее отца, хотя у нее никогда не было отца. Я понимаю, это всего лишь галлюцинация. Ее отец похож на того человечка из Охраны Порядка, который водил меня на допрос. Наверное, это как во сне: смешиваются впечатления. А вот сейчас опять говорит она. Неправда, она никогда мне этого не говорила.
– Чего именно?
– Неважно. Но я ждала, что она это скажет. Это интересно, как кино, но печально, как кино о несбывшемся.
– Сейчас?
– Сейчас исчезло. Но, мне кажется, я чувствую некоторое онемение.
– Где?
– Правая рука.
Лист чуть увеличил давление.
– А сейчас?
– Кажется, исчезло.
– Ничего не было, вам показалось. Продолжайте говорить.
Он следил за линией на экране. Операция проходила превосходно. В сущности, технология была безопасной – несколько ступеней автоматического контроля плюс контроль двоих людей, которые стремятся к одному и тому же.
Игла достигла нужной точки. Лист поднял давление на две единицы.
– Я чувствую, – начала Одноклеточная.
– Не нужно, я вижу. Легкий клонус справа. Мы уже почти закончили. Приготовьтесь, возможно, вы что-то почувствуете. Если почувствуете, то обязательно скажите. Этого до вас не мог рассказать никто. Это словно высадка на другую планету?
– На планету, кишащую призраками, – сказала Одноклеточная, – я снова вижу одного. Но то, что он мне говорит, – невозможно.
– Я начинаю, – сказал Лист.
– Я чувствую головокружение. Головокружение и слабость. И еще одно непередаваемое чувство: будто с меня живьем сдирают кожу. Нет, не так – будто оставляют кожу, но сдирают все изнутри. Но это не боль, не физическая боль, это что-то худшее. Мне кажется, я теряю себя. Я не хочу.
– Все, – сказал Лист, – игла пошла обратно. Как только прекратится головокружение, вы сможете встать. Ранка на лбу значит не больше, чем царапина. Но отверстие в кости окончательно затянется только через две недели.
– Я не хочу, – повторила Одноклеточная, – это не проходит, не проходит.
– Поздравляю, – сказал Лист, – вы меня победили.
– Победила?
– Вы забрали все, к чему я шел всю жизнь. Я так и останусь в прологе, а вы прочтете первую главу.
– Как скоро это начнется? – спросила Одноклеточная.
– Я думаю, что сразу, но понемногу. Вы можете теперь ответить на вопрос?
– О лекарстве против страха?
– Да.
– Чем больше волнуешься за других, тем меньше за себя. Я ответила удовлетворительно?
– Да. Еще минута и можно отключать аппаратуру.
Экраны компьютеров неожиданно погасли.
– Придется; заканчивайте так, – сказала Одноклеточная, – вы же хороший хирург.
– Вы не можете этого видеть, – сказал Лист, – но погасли экраны.
– По-вашему, не могу?