Карта времени
Шрифт:
До сих пор Уэллс ограничивался тем, что ставил на ней годы необозримого будущего, включая сюда 802 701 год, эпоху элоев и морлоков. Или даты из самого далекого прошлого, с которым ему очень хотелось познакомиться, как, например, с эпохой друидов. Но сегодня он, язвительно улыбаясь, обозначил другую дату: 20 мая 2000 года — этот день мошенник Гиллиам Мюррей выбрал для самой важной в человеческой истории битвы. К изумлению Уэллса, вся Англия проглотила наживку. Возможно, виной тому была и его книга. А ведь забавно: автор романа о путешествиях во времени — единственный, кто не верит в их возможность. Он заразил мечтами всю страну, а сам соблазну не поддался.
Каким будет мир через сто лет? Какой на самом деле будет картина будущего? Да, он хотел бы побывать в 2000 году, и не только для того, чтобы узнать ответ на эти вопросы. Он взял бы с собой новомодную фотокамеру и сделал бы там снимки, а вернувшись, показал бы их тем простакам, что выстраиваются в очередь перед конторой Мюррея. Ничего подобного ему, разумеется, сделать не удастся, это невозможно, но почему бы сейчас и не поиграть в такую игру? Он устроился в кресле, торжественно опустил рычаг и сразу же почувствовал, как по телу пробежали мурашки, что случалось всякий раз, когда он повторял этот жест.
Но теперь, к его изумлению, стоило рычагу опуститься до предела, как на чердаке воцарилась полная темнота. Полоски лунного света, проникавшие в окно, словно свернулись, отчаявшись пробиться сквозь мрак. Прежде чем Уэллс сумел разобраться что к чему, его охватило ужасное ощущение падения в бездну, сопровождаемое приступом головокружения. Он словно парил в воздухе, плыл куда-то в черной пустоте — возможно, это было космическое пространство. И пока сознание не покинуло его окончательно, он успел подумать: либо у него случился инфаркт, либо он действительно направляется в 2000 год.
Уэллс натужно и медленно приходил в себя. Во рту пересохло, по всему телу разлилась непривычная тяжесть. Когда взгляд прояснился, он обнаружил, что лежит на полу, вернее, не на полу, а на покрытой камнями и какими-то обломками земле. Он попытался сесть и почувствовал, как при малейшем движении головы ее пронзали ужасные иглы. Лучше не двигаться и какое-то время просто посидеть. Он растерянно осмотрелся, не решаясь поверить собственным глазам. Вокруг были сплошные руины.
Он очутился в каком-то полностью разрушенном городе. «Неужели это Лондон будущего? — спросил он себя. — Может, я и вправду совершил путешествие в двухтысячный год?» От машины времени не было и следа, словно морлоки спрятали ее внутрь сфинкса. Наконец Уэллс решил, что пришла пора встать на ноги, и проделал это с большим трудом, как примат Дарвина, сокращавший таким образом расстояние, которое отделяло его от человека. Все кости, к счастью, были целы, хотя голова еще кружилась. Наверное, это было последствием того, что он пронесся на своем временном экипаже через век с лишним. Небо закрывал густой слой тумана, поэтому мир виделся в унылом полумраке, чему способствовал еще и дым десятков пожаров, пылавших на горизонте. Картину разрухи и опустошения дополняла стая воронов, круживших над его головой. Один из них сел на землю совсем близко от Уэллса и принялся настырно выискивать что-то среди обломков.
Писатель пригляделся повнимательнее и с ужасом заметил, что клюв птицы долбил человеческий череп. Открытие заставило его попятиться назад, и он тотчас почувствовал, как почва в буквальном смысле уходит у него из-под ног: он слишком поздно понял, что очнулся на краю небольшого холма, по склону которого и летел сейчас вниз. Приземлился он с глухим стуком, подняв большую тучу пыли, забившей ему легкие, так что долго не удавалось откашляться. Проклиная собственную неосторожность, Уэллс снова встал на ноги. На счастье, он и теперь остался невредимым, только разорвал брюки в нескольких местах. К его стыду, одна из дыр пришлась на левую ягодицу, и наружу выглядывала бледная гладкая кожа.
Уэллс тряхнул головой. Что еще ожидает его? — подумал он, разгоняя руками клубящуюся вокруг пыль. Когда пыль наконец осела, перед изумленным взором писателя предстали силуэты автоматов, целого отряда автоматов. Их было не меньше дюжины, и все они застыли в неподвижности, включая того, что стоял чуть впереди. Голову его украшала нелепая золотая корона. Впечатление создавалось такое, будто все они куда-то направлялись, но резко затормозили, увидав, как какой-то человек катится с холма. Уэллс понял, где находится, и жуткий страх сковал его тело. Он прибыл в 2000 год, и пусть это покажется невероятным, но 2000 год оказался в точности таким, каким его описал в своем романе Гиллиам Мюррей. Во всяком случае, прямо перед ним стоял собственной персоной Соломон, коварный король автоматов. И теперь Уэллс не сомневался в том, что его ждет: он умрет от выстрела, сделанного механическим созданием. И случится это в будущем, в которое он никак не желал верить.
— Легко догадаться, что сейчас вам очень не хватает капитана Шеклтона, не правда ли?
Голос не принадлежал автомату, а шел откуда-то из-за спины Уэллса, и тот сразу же узнал его. Он предпочел бы никогда больше не слышать его, но с самого начала по какой-то неведомой причине — наверное, профессионального свойства — был уверен, что рано или поздно снова встретится с этим человеком, ведь история, в которой оба они были замешаны, требовала развязки, некоего финала, отвечающего читательским ожиданиям. Хотя ему и в голову не могло прийти, что встреча состоится в будущем, главным образом потому, что он не верил в возможность путешествий в будущее. Уэллс медленно обернулся. Несколько метров отделяло его от Гиллиама Мюррея, на губах которого играла насмешливая и одновременно снисходительная улыбка. На нем был костюм темно-розового цвета, голову украшал зеленый цилиндр, все это делало его похожим на одну из тех сказочных птиц, что населяли библейский рай. Рядом с ним сидела огромная собака.
— Добро пожаловать в двухтысячный год, мистер Уэллс, — весело приветствовал его Мюррей. — Хотя лучше было бы сказать: в мое представление о двухтысячном годе.
Уэллс с опаской оглядел его, не выпуская из поля зрения и группу автоматов, которые продолжали стоять неподвижно, словно ожидая, пока их сфотографируют.
— Вы боитесь моих любимых автоматов? Но разве может внушать страх невероятное будущее? — насмешливо спросил Гиллиам.
Потом он спокойным шагом направился к автомату, возглавлявшему отряд, заговорщически, как ребенок, задумавший шалость, улыбнулся Уэллсу, положил массивную руку на плечо чудовищу и толкнул его. Автомат стал падать назад, с грохотом опрокинув того, что стоял за ним, — и так далее… Вскоре все они лежали на земле. И тут Гиллиам протянул вперед раскрытые ладони, словно извиняясь за шум.
— Пока никто не наденет на себя эти доспехи, они пусты, это своего рода карнавальные костюмы, — объяснил он.
Писатель глянул на груду опрокинутых автоматов, а потом опять перевел взгляд на Мюррея, изо всех сил стараясь не поддаться затягивающей его воронке безумия.
— Я сожалею, что мне пришлось против вашей воли привезти вас в двухтысячный год, мистер Уэллс, — стал извиняться Мюррей, пытаясь изобразить на лице огорчение. — Поверьте, в этом не было бы никакой нужды, прими вы одно из моих приглашений. Но вы этого не сделали, и у меня не осталось другого выхода. Я хотел, чтобы вы непременно увидели будущее, прежде чем мне придется закрыть его. Поэтому я послал своего человека с приказом усыпить вас хлороформом, хотя, по его рассказу, ночами вы занимаетесь весьма странными делами.