Картины из истории народа чешского. Том 1
Шрифт:
— Здрав будь, княже, и да сопровождают сына твоего мудрость и зрелый разум!
Затем он приветствовал рыцарей и, снова обратившись к князю, принялся восхвалять его за христианские добродетели, и за храбрость, и за то, что даровал он вельможам многие права. Закончив, он поднял меч и поклялся именем Бога, что все они, исполняя Собеславову волю, примут своим князем Владислава. Едва он кончил, поднялось великое ликование. Народ кричал, а знатные люди, положив правую руку на крестовину меча, на это подобие святого креста, клялись в верности Владиславу. Клялись вечно быть ему преданными — но Владислав их не слушал.
А младший брат его все думал о мальчике, в лицо которого заглянул.
«Куда он девался? Как его найти?» Казалось Собеславу, что знакомый этот образ все зовет его и плачет.
И припомнилось ему лицо жалкого отрока: его глаза, и лоб, и губы, короче, каждая черточка; и с каким-то трепетом понял княжич, что это — его собственный облик. Когда это удивительное открытие утвердилось в его мысли, страх объял Собеслава. И, словно онемев, он не отвечал брату, не отвечал отцу, а только искал глазами в толпе своего двойника.
Едва закончились торжества, младший княжич разыскал своего постельничего и сказал ему:
— Ойирь, вернись на площадь перед храмом, найди мальчика в рваном плаще и рваной шапке. Возьми с собой столько еды, сколько унесешь со своими помощниками, и раздавай беднякам, и спрашивай об этом отроке — и не возвращайся без него.
Пошел Ойирь, но того, кого искал, не нашел. Он расспрашивал слуг, расспрашивал других людей, но никто не мог сказать, куда делся двойник княжича. Уже вечером вернулся Ойирь не солоно хлебавши и сказал Собеславу:
— Раздал я много хлеба и прочей еды беднякам, спрашивал кого только мог и во дворе, и у ворот храма, но никто не знает, куда ушел этот мальчик и кто он. Никто не видел, как он уходил, никто не знает его имени — и вот, принес я только шапчонку да пояс, которые валялись на том месте, где ты его видел.
Собеслав принял шапку и опоясался этим поясом.
Меж тем рыцари первого и второго ряда с гневом говорили о странном поведении обоих княжичей. В негодовании хмурили они черные брови, в негодовании подрагивали бороды, и от негодования поступь их сделалась тяжелой и нерешительной. С раздражением толковали они о двенадцатилетнем Собеславе, который при вельможах обнимал бедняка; и разошлись недовольные.
Когда совсем стемнело, пошел юный Собеслав к ученому прелату и рассказал ему этот случай. Описал облик отрока, его рваный плащ и следы пут на запястьях, а также то, как искал его и как внезапно исчезло это создание. Прелат задумался, а потом сказал:
— Этот бедный отрок, столь похожий на тебя, был не кто иной, как твой ангел-хранитель. Это — дух, сопровождающий тебя, которому Творец повелел принять твой земной облик. Случилось это, когда приносили присягу Владиславу, и сужу я по этому, что Бог больше любит тебя, чем твоего старшего брата; вижу — Бог посетит тебя страданием и будет испытывать тебя великим испытанием и возложит на тебя великие задачи. Далее я вижу — тем самым Господь дает тебе знамение, чтобы в несчастных и угнетенных видел ты ближних своих и возлюбил их.
С этими словами прелат обнял голову княжича и молился с ним.
ЗНАМЕНИЕ
Вельможи
Когда умер Собеслав I, те, кто поклялся отдать свой голос сыну его Влавдиславу, с легкостью отреклись от присяги и, собравшись на вече, избрали князем вместо Владислава, оглашенного в Садской, другого Владислава — сына князя по имени Владислав I. Отверженный Собеславич удалился в Венгрию, где думал собрать войско, но, не получив помощи, присоединился к недовольным моравским Пршемысловичам. И вместе с ними восстал на Владислава II. Мятеж этот был подавлен, когда пражский князь заручился поддержкой немецкого короля. Тогда Пршемысловичи заключили мир, в силу которого Владислав, сын Собеслава I, отрекся от своих прав на чешский трон.
Меж тем младший Собеславич жил в Германии изгнанником. Взрослел вдали от родины. Князьям безразлична была его судьба, вельмож не интересовало, чем он занимается, лишь несколько товарищей из прежней дружины не переставали говорить о нем и о таинственном посланце, указавшем именно на этого отрока во время собрания в Садской. Юный князь был несчастен. Поэтому жалели его несчастные люди и, может быть, собственного утешения ради, представляли себе его горе большим, чем оно было на самом деле.
Бедствия сплачивают горемык, внушают им странные мечтания, странную склонность верить, нашептывают ИхМ надежду; а так как с новым князем приходят перемены, и имена князей — словно отличительные признаки сменяющихся времен, то среди простых людей ширились слухи о добром княжиче, который страдает, но которому суждено когда-нибудь принять наследство вместо старшего брата, ибо он предназначен для трона; и этот добрый князь будет править милостиво и без притеснений.
Такие слухи, такую веру распространял и Ойирь. А так как он любил Собеслава, то делал это с удвоенным усердием.
Положение самого Ойиря было достойно жалости. Едва захватив власть, Владислав II разогнал прежних слуг Собеслава I, а старого постельничего сделал своим стремянным. Владислав знал приверженность Ойиря к семье Собеслава и, чтобы наказать его, заставлял скакать у своего стремени. При этом Ойирь не смел ни отстать, ни выехать вперед более, чем на длину шпоры князя.
Однажды Владислав пребывал в предместьях Праги, и тут прибежал к нему вестник и сказал:
— Княже, в развалинах монастыря святого Георгия появился какой-то свет, и свет этот не угасает и ускользает от людей!