Карты нарративной практики. Введение в нарративную терапию
Шрифт:
Однако понимание, основанное на внутренних характеристиках, вряд ли приведёт к такому насыщенному описанию историй, которое, как правило, является результатом развития интерпретаций, исходящих из интенциональных состояний. Это происходит потому, что объяснения через внутренние категории имеют тенденцию:
• уменьшать ощущение способности влиять на собственную жизнь (согласно интерпретациям, исходящим из внутренних характеристик, жизнь людей проживается элементами самости, определёнными аспектами внутренней сущности, а не определяется поступками, которые совершаются на основе намерений и ценностей человека);
• изолировать, отделять людей друг от друга (согласно пониманию, исходящему из концепции внутренних характеристик и свойств, поведение
• уменьшать разнообразие (понимание на основе внутренних характеристик определяется глобальными нормами жизни, которые продвигают модернистский[15] идеал «инкапсулированного я» — идеал, прославляющий представления о самообладании, сдержанности, опоре на себя и самоактуализации).
В беседах пересочинения, как правило, происходит сдвиг по направлению к заключениям об идентичности в терминах интенциональных категорий, не важно, с чего начинается разговор. В моей беседе пересочинения с Лиамом и его матерью этот сдвиг был подчеркнут формой моих вопросов — определённым образом «предвзятых». Я специально старался предлагать рассматривать поступки Лиама в терминах ценностей: «Что это говорит вам о том, что для Лиама важно, что для него особенно ценно?», «Как вам кажется, что это отражает — в терминах ценностей Лиама?», «Если вспомнить события, которые произошли, когда ему было шесть лет, каким образом эти поступки повлияли на ваше представление о Лиаме как о человеке?», «Пенни, как вам кажется, что я, исходя из этого, думаю о том, на что Лиам надеется в жизни?», «Пенни, а если бы вы увидели, что Лиам позвонил Дэниэлу, о чем бы это свидетельствовало для вас? Какой смысл, по-вашему, это имело бы для Лиама?», «Как тебе кажется, что этот поступок будет отражать в связи с твоими планами на будущее?»
Я повторю: предпочтение заключений, исходящих из интенциональных категорий, не должно заставлять нас думать, что заключения о внутренних характеристиках вредны или бесполезны. Именно эти заключения, возникшие на более ранних стадиях моих разговоров с Лиамом, были позитивны, подтверждали человеческое достоинство и ценности Лиама. Однако именно интенциональное понимание в существенной степени способствовали развитию:
• Ощущения, что жизнь Лиама связана с жизнями других людей, соприкасается с ними общими темами. Это было полной противоположностью чувству одиночества, изолированности, которое прежде полностью захватывало Лиама.
• Переживания того, что он — знающий человек, является «знатоком» собственной жизни. Это полностью противоречило его переживанию потерянности, замешательства, неумения ориентироваться в жизненных вопросах.
• Эмоциональных откликов на какие-то прежде проигнорированные, но значимые события его жизни. Это полная противоположность «уплощенности аффекта», отсутствию чувств, которые характеризовали его бытие прежде.
• Размышлений о том, каким образом его жизнь, он сам, может выглядеть в глазах окружающих, что стало противоположностью переживания невидимости.
• Предположений о доступных ему поступках, которые гармонировали бы с тем, что он ценит в жизни, а это было полной противоположностью переживаний безнадёжности и тщетности его жизни.
• Проявлению свойственного Лиаму способа поддержания чувства сопричастности этим намерениям и ценностям, — что было противоположностью переживаниям отчаяния и пустоты.
Кроме того, интерпретации, основывающиеся на интенциональных состояниях, которые возникли в нашей беседе, обеспечили Лиаму переживание способности влиять на собственную жизнь, полностью противоречащее ощущению «паралича», доминировавшему прежде. Эти интерпретации также обеспечили основу для расширения предпочитаемого, желаемого переживания идентичности, представления о себе, обладавшего преемственностью, связывавшего настоящее, прошлое и будущее,
Ландшафт идентичности: картотека разума
Читателю может быть полезно представить себе ландшафт идентичности в виде «ячеек разума» — аналога картотеки, каталога с ящичками, в каждом из которых представлена значимая в данной культуре категория идентичности. В западной культуре эти категории будут включать такие внутренние характеристики или качества, как неосознанные потребности, инстинкты, желания, драйвы, диспозиции, личностные черты и свойства и т. д., а также интенциональные категории, такие, как смыслы, цели, упования, жизненная миссия, надежды, мечты, предвидение ценности, убеждения и обязательства. Именно в эти «ячейки разума», в эти ящички картотеки люди помещают заключения о том, кем являются они сами и другие люди. Представления о себе и отношение к себе определяют значимость, которая приписывается определённым событиям в жизни людей. Они развиваются в ходе рефлексии, размышлений об этих событиях и о тех темах, частью которых события являются. Все выводы, включая те, которые выражены в терминах внутренних характеристик и свойств, сильно воздействуют на поступки людей. Они придают облик жизни. Иначе говоря, облик жизни придают не какие-то «вещи» — мотивы и потребности и т. п., — но именно социально сконструированные заключения об этих «вещах».
Беседы пересочинения обеспечивают контекст для порождения многих заключений об идентичности, противоречащих тем, которые связаны с доминирующими историями жизни людей. По мере того как эти новые выводы оказываются в ящиках картотеки, они заполняют собой пространство, которое прежде занимали доминирующие заключения об идентичности. И тогда старые — проблемные — выводы начинают оказывать меньше влияния на бытие людей.
Дополнительные примеры
Ниже я приведу два дополнительных описания беседы пересочинения. Их я не комментировал с нарративной точки зрения. Я включил их в эту главу, чтобы у читателей была возможность провести свой собственный нарративно-терапевтический анализ этих бесед, а потом сравнить его с картой.
Вивьен
Вивьен, женщина в возрасте чуть за сорок, пришла ко мне на консультацию по направлению врача общей практики. За последние несколько лет она следовала лишь немногим рекомендациям, и для неё визит ко мне был шагом, вызывавшим очень сильную тревогу. Поэтому для моральной поддержки она пригласила с собой свою спутницу жизни по имени Адель. В начале первой встречи Вивьен сообщила мне, что в течение долгого времени страдает агорафобией и в силу этого её жизнь сильно ограничена. Кроме того, на протяжении восемнадцати лет она «боролась с пищевыми расстройствами» (в первую очередь с нервной анорексией и булимией). Я узнал, что Вивьен смирилась с тем, что ей придётся жить весьма ограниченной жизнью, но недавно при поддержке своей спутницы решила вновь предпринять усилия, «чтобы высвободить свою жизнь» из-под влияния сил, которые «так долго всё портили».
К моменту нашей третьей встречи Вивьен стала лучше осознавать некоторые аспекты своей жизни, которые до этого были от неё скрыты. Кроме всего прочего, она начала говорить о целях и смыслах, противоречивших затворническому образу жизни; о вкусах и стремлениях, противоречивших воздержанности; о желаниях, которые абсолютно расходились с теми, что навязывала ей нервная анорексия. Именно на этой основе Вивьен сформулировала относительно дерзкий план. Она решила возобновить общение с родственниками, с которыми практически не контактировала с детства, — это были две тётушки, дядюшка и двоюродный брат — и пригласить их на пикник, где будет и Адель. Вивьен выбрала этих родственников потому, что у неё остались тёплые воспоминания о взаимоотношениях с ними в детстве.