Кащеево царство

Волобуев Вадим

– Всех новгородских пленников сюда. Свяжите им руки и нещадно бейте.

– Слушаюсь, господин, – откликнулся ратник.

К Унху подбежал слуга, которого он отправлял на поиски Савелия.

– Господин, – сказал он, останавливаясь и тяжело дыша. – Мы нашли русича.

– Так быстро? – удивился кан. – Где он?

– Лежит под стеной. Мёртвый. Кто-то его зарезал, господин.

– А богиня при нём?

– Нет, господин. Но с ним был ещё один человек, скрывшийся в лесу. Мы поняли это по лыжне, уходящей в урман.

– Наверно, это тот, которого я освободил. Хорошо же он отплатил своему благодетелю. – Кан коротко подумал. – Где это место?

– С

западной стороны.

– Почему с западной? – удивился Унху.

Он был уверен, что похититель ушёл на юг, ведь именно там находился русский стан.

– Мы не знаем, господин.

– Это какая-то русская хитрость… Должно быть, они хотят запутать нас.

– Прикажешь отправить погоню?

– Нет. Богиня в руках руси. Я знаю это. Похитителю больше некуда деться, кроме стана своих собратьев. Он же не безумец, чтобы в одиночку идти в тайгу.

Кан захохотал, довольный своей догадливостью, и, успокоенный, вернулся в дом. Войдя в сени, он снял перевязь с ножнами, передал её слуге и громко приказал:

– Завтрак мне! И поживее!

Затем прошёл в горницу, опустился на лавку и устремил задумчивый взгляд на противоположную стену. Ему было о чём поразмыслить…

В час, когда божественные лоси вытолкали слабое белое солнце из-за окоёма, кан, прекратив допрос русских пленников, вышел из пытошной во двор и сказал начальнику стражи:

– Собирай воев. Пойдём снова биться с русью.

Тот молча кивнул. За спиной кана слышались стоны и ругань. Палачи не пощадили новгородцев, выворотили им суставы, раздробили кости и прижгли кожу. Но Унху так и не вытянул из них ничего нового. Немного разочарованный, он поглядел на палачей и махнул рукой – мол, достаточно. Те всё поняли. Кан же направился во двор. Он втянул носом морозный воздух, распрямил плечи, высморкался в снег. Грядущая битва придавала ему сил. В сражении перестаёшь ломать голову над сложными вопросами и целиком отдаёшься страсти. Она несёт тебя по течению, как лодку без вёсел, и ты не в силах остановить её, пока река сама не выплюнет тебя на тихое место. Как всякая стихия, битва подчиняется велениям богов, а потому человек может сразу снять с себя всякую ответственность за её исход. Именно этого и хотелось сейчас кану.

Он прошёл в дом, велел принести боевой доспех и, облачившись в него, опять вышел во двор. Там уже собралось человек тридцать ратников, и ещё полусотня копий и пальм покачивалась за частоколом. Кану подвели боевого лося. Вскочив в него, он одел олений череп и знаком приказал открыть ворота. На площади объявил ратникам:

– Вои! Я сделал ошибку, не перебив всю русь в первой битве. Следовало перерезать их всех или обратить в рабов, чтобы пришельцы не могли более вредить нам. Моя снисходительность вышла нам боком. Враги совершили страшное преступление: они похитили золотую Сорни-Най и убили нашего пама. Они думают, что успеют уйти с добычей, но мы не позволим им сделать этого. Мы снова выйдем в поле и убьём их всех. Вы готовы пойти со мной?

– Да, вождь! – нестройно изрыгнуло несколько десятков глоток.

– Тогда вперёд, и да помогут нам боги!

Тронув лося, он помчался к городским воротам, а пешие ратники, оставшись где-то позади, затопали следом. Со двора выезжали знатные югорцы на оленях, лучники на собачьих упряжках, громыхали боевые бубны и рожки, созывавшие воев. Где-то в городе слышался рёв толпы, то тут, то там взметались над крышами языки пламени. Опьянённые убийствами югорцы

продолжали бесчинствовать, не замечая, что разрушают собственную столицу. Не замечал этого и кан, мчавшийся во весь опор к городским воротам. Он жаждал мести и мечтал смыть пятно позора. Других мыслей у него не осталось.

Со всех сторон к воротам подходили новые отряды. Югорские вельможи, уже извещённые о грядущей битве, вели своих слуг, вооружённых топорами и кольями. Тут же в предвкушении зрелища крутилась детвора. Кан, остановив лося, задрал голову, спросил у сторожей на дозорной башне:

– Что там русичи?

– Суета у них, господин. Вроде стреляют в кого-то…

– В кого?

– Не видно. К опушке бегут. С луками.

Унху недоумённо нахмурился.

– А в них кто стреляет? – спросил он.

– Никто… Должно, зверь какой из леса вышел. Вот и пускают стрелы.

Кан вздохнул, повернулся к ратникам и воскликнул:

– Вы слышали, вои? Из леса вышел зверь. Это – знак! Боги пророчат нам победу. Убьем всех пришельцев до единого!

– Гай! – отозвались десятки голосов.

Тяжёлые створы отворились, и вопящая орава высыпала наружу. Впереди, как полагается, нёсся кан на боевом лосе. За ним скакали вельможи с пальмами наперевес. Следом двигались лучники на собачьих нартах, а за ними, скользя по примятому снегу, бежали на лыжах пешие бойцы с копьями и топорами. Всего в войске кана было человек сто пятьдесят. По большей части дружинники и челядины самого югорского владыки и его приближённых. Ополченцы, которые помогли Унху справиться с русичами в первой битве, сейчас рыскали по городу в поисках уцелевших зырян.

Хруст снега смешался с треском костяных доспехов, разрозненные крики югорцев и русичей вознеслись к набухшему стужей небу, спугнув с веток воробьёв и глухарей, мерный звук боевого бубна отсчитывал последние мгновения до решающей схватки.

Славяне, увидев югорцев, тут же схоронились за частоколом. Меж верхушек шатров и чумов закачалось несколько голов в шлемах с яловцами – у руси ещё оставалось несколько всадников. Где-то совсем далеко, почти за гребнем холма, взмыло на древке полотнище с ликом русского бога в золотом кресте. Дико заверещали югорцы, увидав такое. Для них этот стяг был вызовом, оскорблением собственных миродержцев.

Кан натянул узду и, остановив лося, поднял ладонь. Войско его замедлило движение, стрелки, сидя в упряжках, натянули луки.

– Стреляй! – скомандовал Унху.

Десятки югорских стрел со свистом рассекли морозную дымку, зазвенели, вонзаясь в ограду и русские щиты. Кан вновь отдал приказ, и лучники обрушили на врагов новый град стрел. Унху тронул лося, и тот стал медленно карабкаться по склону едомы, обходя частокол. Остальные вельможи последовали за ним, лучники же продолжали вслепую обстреливать засевших в стане новгородцев. Славянских всадников куда-то сдуло с вершины, но им на смену явился бородатый человек с копьём, который принялся что-то громко вещать и грозить югорцам кулаком. Свалявшиеся волосы его развевались подобно гриве, сиплый голос скрежетал как меч по камню. Однако соратники его не вняли увещеваниям. Сломленные духом, они спешно отходили к сосновому перелеску, едва удерживаясь, чтобы не вдать плечи. К человеку с копьём подскочили невесть откуда взявшиеся вои и, подхватив его под локти, потащили к лесу. Тот упирался, что-то кричал, оборачиваясь к югорцам, но вскоре исчез за макушкой едомы. Унху, наподдав лосю пятками, взлетел на вершину холма и торжествующе потряс пальмой.