Кащеево царство
Шрифт:
– И чем же закончилась это сражение?
– Русичи ушли. Но ты, Унху, заплатил за это жизнью.
Кан вздрогнул, задрал подбородок, глядя на шамана из-под приспущённых век. Затем оглядел площадь.
– Недоброе это предзнаменование, – обронил он.
– Куда уж хуже, – согласился Кулькатли.
– И что же мне сделать, чтобы отвести угрозу?
– Ты должен передать мне иттарму Сорни-Най и убить всех зырян, которых найдёшь в своих владениях.
– Почему зырян?
– Потому что это они похитят нашу святыню.
– Что ж мне – и невольников отдать на заклание? – раздражённо спросил кан.
– Всех зырян, какие есть…
– Да ты и впрямь ополоумел. Люди восстанут на меня за такой поступок. Как им вести хозяйство без рабов?
– Они нахватают новых. Не заботься чувствами людей, думай о желаниях бессмертных.
– Ты обезумел, пам. Надо ли торжество сдобрять кровопролитием?
– Надо, если так хотят боги.
Унху коротко подумал, рассеянно поглаживая шею лося. Потом медленно произнёс:
– Ладно, будь по-твоему. Но я не хочу принимать в этом участия. Сам веди народ на резню.
Пам окинул взором площадь. Костры перед идолами полыхали вовсю, окутывая привязанных полураздетых пленников серым дымом. В тёмном небе играло разноцветное сияние. Мечущиеся языки пламени превращали закопченные лица в жуткие маски. Тени танцующих воев походили на чёрных духов из нижнего мира. Казалось, сам Куль-отыр выполз из своих недр, чтобы отметить победу югорского кана.
– А как же русичи? Разве ты не принесёшь их в жертву Нум-Торуму? – спросил Кулькатли.
– О нет! Я возьму за них выкуп или сделаю рабами.
– Зачем же ты зажёг эти костры? Чтобы подразнить бессмертных?
Унху снисходительно поглядел на шамана.
– Ты – хороший пам, Кулькатли, но ты – всего лишь пам. А я – правитель, и должен думать о своём народе. Люди моего города утомлены осадой и битвами. Им хочется забыться, повеселить сердца зрелищем. И я даю им это зрелище. Пускай тешатся, глядя как русичи плачут от дыма, который разъедает им глаза. Пускай насладятся унижением своих врагов. Они заслужили это.
– Так значит, ты живёшь обманом?
– Если б я жил только правдой, новгородцы покорили бы мой город и разрушили святилища.
– Ты – коварный человек, кан!
– Я таков, каков мир, созданный богами.
– Не богохульствуй.
Унху рассмеялся и, отмахнувшись от пама, ударил пятками по бокам лося. Подъехав к костру, за которым виднелось измученное и потемневшее от дыма лицо Якова Прокшинича, Унху весело сказал:
– Ну что, русич, не удалось тебе поживиться нашим богатством?
Боярин молчал. Медленно перекатывая голову, он сверкал белками глаз и, казалось, ничего уже не соображал. Грудь его то и дело сотрясалась кашлем, всклокоченная борода с застрявшими в ней пепельными хлопьями скребла по разорванной рубахе.
– Гляди не умори его, – предупредил кан слугу, шуровавшего палкой в огне. – Он нужен мне живым.
– Слушаюсь, господин, – поклонился тот.
Почему-то у кана упало настроение. Чего не хватает этому старику? – недовольно подумал он о Кулькатли. Русичи повержены, богиня возвращена в город. Чего же больше?
Он услышал за спиной звук шаманской колотушки и развернул лося.
– Слушайте, жители города! – сипло закричал Кулькатли. – Боги открыли мне ужасную тайну!
Разгорячённые празднеством люди оборачивали к шаману зарумянившиеся лица, свистели и махали руками. Что нового мог поведать им этот человек? Какую правду открыть? Небось, захотел исполнить ещё один обряд, чтобы ублажить бессмертных. Так думали югорцы, не очень вслушиваясь в слова пама. Но служки и вои, стуча палками и копьями по земле, вынудили их притихнуть.
– Тайна в том, – продолжал Кулькатли, – что среди нас затесались изменники. Пока мы сражались с русичами, предатели проникли в наш город, вошли в наши дома, говорили с нашими людьми. Они выглядят безобидно, но на деле это враги пострашнее новгородцев, ибо нападают исподтишка. Их цель – выкрасть золотую богиню. И они сделают это, если мы не защитим её.
– Кто эти злодеи? – послышались выкрики из толпы. – Скажи, и мы растерзаем их.
– Это – зыряне, – ответил пам. – Люди из-за гор. Убейте их, и вы спасёте Сорни-Най.
Раззадоренные пьянящими дымами и убийствами люди плотоядно взревели. Там и сям среди собравшихся началось движение. Задние ряды ещё не взяли в толк, что происходит, а передние уже повалили с площади, извергая воинственные кличи.
– Убить зырян! Выставить их головы на стене! – рычали горожане, устремляясь к своим домам, чтоб растерзать пермяцких невольников.
Площадь начала пустеть. Не только простые жители, но и вои бросились избивать зырян. Унху с какой-то безнадёгой взирал, как его бойцы исчезают в темноте улиц, спеша вкусить крови беззащитных рабов и торговцев. А посреди площади, между шестов с головами русских предводителей, бесновался и кричал Кулькатли, упоённый видом одурманенного народа.
– Убить, убить! – верещал он, корчась от конвульсий. – Вырвать глаза и сердца, выдрать кишки, скормить мозги псам! Чтоб и следа не осталось от проклятого племени! Уничтожить под корень, вырезать всех до единого!..
Он голосил, думая, что исполняет волю богов, но на деле хотел лишь спасти свою шкуру, ибо хорошо помнил, что стрела, поразившая волка, была пущена зырянином. И теперь, призвав истреблять пермяков, он ликовал, уверенный, что избавил себя от преждевременной гибели.
Кан же, с омерзением взглянув на него, удручённо опустил голову и тихим голосом приказал слугам: