Каспар Хаузер, или Леность сердца
Шрифт:
Через десять минут он уже шагал рядом с Квантом по направлению к Хейлигенкрейцгассе. В саду перед фейербаховским домом толпились люди – заспанные и перепуганные. Мальчонка из булочной сидел на ступеньках и рыдал, прикрывая лицо белым фартуком.
– Как вы полагаете, можно ли нам подняться наверх? – спросил Квант писца Дильмана; с лицом черным как туча, низко надвинув шляпу, тот расхаживал взад и вперед по дорожке.
– Тело еще не доставлено в город, – отвечал вместо него артиллерийский полковник, на усах которого повисли маленькие дождевые капли.
– Я знаю, –
– Несчастная, – в расстройстве пробормотал Квант.
Это была Генриетта. Она продолжала кричать, покуда не подоспели ее приятельницы, среди них фрау фон Штиханер. Дамы хлопотали вокруг Генриетты, которая кулаками отталкивала их.
– Я знала, знала, – выкрикивала она, – они его отравили! – Глаза ее налились кровью, взгляд сделался багровым. Она ринулась в соседнюю комнату – широкий капот ее развевался, точно крылья, – все громче крича: – Они его отравили! отравили! отравили!
Взор Каспара невольно остановился на портрете Наполеона, насупротив которого он стоял. Ему казалось, что нарисованный император очень устал от своего вечно величавого поворота шеи.
– Пойдемте, Каспар, – сказал Квант, – здесь слишком много горя.
В сенях президент управления Миг беседовал с Хикелем. Лейтенант полиции докладывал о подробностях катастрофы. В Оксенфурте-на-Майне его превосходительство пожаловался на плохое самочувствие и лег в постель; ночью у него сделался жар, срочно призванный врач отворил ему кровь и сказал, что болезнь не внушает опасений. На следующее утро президент внезапно скончался.
– Какими же причинами объяснил врач наступление смерти? – спросил господин фон Миг, одновременно склоняясь в поклоне, так как к нему подошли фрау фон Имхоф и фрау фон Каннавурф. Фрау фон Имхоф плакала.
– Причиной предположительно была сердечная слабость, – пожимая плечами, ответил Хикель.
Несмотря на ранний час весь город был на ногах. Над Апелляционным судом развевались два черных флага.
Каспар весь день не покидал своей комнаты. Никто к нему не заходил. Он лежал на диване, закинув руки за голову и уставившись в пустоту. Под вечер он почувствовал голод и спустился вниз. Кванта дома не было. Учительша сказала:
– В четыре часа привезли тело президента. Вам следовало бы сходить туда, Хаузер, и в последний раз взглянуть на него.
Каспар, едва не подавившись куском хлеба, кивнул.
– Теперь вы видите, как я была права насчет этих плакальщиц, – продолжала болтать учительша. – Но мужчины ведь всегда уверены, что все сложится именно так, как они рассчитывают.
В сенях фейербаховского дома толпился народ. Каспар забился в угол и некоторое время оставался незамеченным. Он дрожал всем телом. От странного запаха, заполнившего весь дом, его сознание мутилось. Вдруг он
Лицо покойного поражало своей лимонной желтизной. В уголках тонкого поджатого рта мускулы образовали желваки. Пепельно-седые волосы походили на коротко подстриженный мех. Ни следа величия в этих чертах, только страдание, страдание до скрежета зубовного и леденящий нечеловеческий страх.
Каспар никогда еще не видал покойников. На его лице отразились мука и любопытство, глаза закатились, всеми десятью пальцами он судорожно вцепился в подбородок. Сердце его исходило слезами.
Генриетта Фейербах подняла голову, склоненную на тело отца. Когда она увидела юношу, черты лица ее исказились до неузнаваемости.
– Он погиб из-за тебя! – крикнула она голосом, от которого мороз пробегал по коже.
Губы Каспара приоткрылись. Весь подавшись вперед, он уставился на обезумевшую женщину и дважды ударил себя кулаком в грудь, казалось, он вот-вот рассмеется, но из его глотки вырвался лишь какой-то глухой звук, и он без чувств грохнулся оземь.
Все оцепенели. Сыновья президента поднялись со своих мест и горестно смотрели на недвижно лежащего юношу. Директор Вурм, очнувшись, ринулся к двери, вероятно, чтобы позвать врача. Благоразумный Гофман удержал его, заметив, что не следует привлекать всеобщее внимание. Фрау фон Имхоф опустилась на колени возле Каспара и увлажнила его виски ароматной водой. Он стал постепенно приходить в себя, но подняться и сделать несколько шагов смог только минут через пятнадцать. Фрау фон Имхоф вывела его из комнаты. Чтобы не протискиваться сквозь толпу в коридоре, она через черный ход прошла с ним в сад и предложила проводить его домой.
– Нет, – неестественно тихим голосом отвечал Каспар, – я пойду один. – Он втянул воздух носом. Пульс его бился так часто, что жилки на шее ходили ходуном.
Не слушая ласковых уговоров молодой женщины, он, пошатываясь, зашагал по главной аллее сада. У портала ему навстречу попался лейтенант полиции.
– Ну-с, Хаузер, – обратился он к Каспару.
Юноша остановился.
– У вас, конечно, есть все основания печалиться, – зловеще произнес Хикель, – кто же, кроме Фейербаха, окажет вам столь действенное заступничество?
Каспар ни слова ему не ответил. Он смотрел сквозь лейтенанта, словно тот был из стекла.
– Добрый вечер, – вдруг послышался голос, нежный, как колокольчик, странно растрогавший Каспара. Фрау фон Каннавурф стояла подле него. Хикель сделался бледнее обычного.
– Сударыня, – проговорил он, – дозвольте мне, воспользовавшись случаем, принести к вашим стопам мое безмерное уважение. – В галантности лейтенанта было что-то судорожное.
Фрау фон Каннавурф невольно попятилась, вид у нее был испуганный.