Кассандра
Шрифт:
Яркий свет слепил, он попытался закрыть глаза, но и веки не повиновались ему. Леонид мысленно завыл от ужаса — он был полностью парализован, только сознание, зрение и слух были в его власти.
Щелкнули наручники — их с него сняли. Неожиданно он почувствовал, что движется, словно медленно летит куда-то. «Это смерть?»
— Тяжелый, боров. Надо было его вывести отсюда, а потом уже напоить, а теперь тащи его, — пожаловался кто-то.
Теперь голос звучал глухо, словно уши заткнули ватой, а перед глазами стояла непроницаемая темнота. В голове усилился шум, начали возникать разноцветные феерические картинки, рассыпающиеся огнями салюта, и он узнал их: «Это же фотографии Смертолюбова, которые он делал в подземелье!» А перед глазами закружился вихрь разноцветных
Время от времени в фантастические картины врывались вещи прозаические: серый салон автомобиля, шум улицы, разговор людей, воспринимаемый лишь как набор звуков, не желавших соединяться в понятные слова. Неожиданно фантасмагорическая свистопляска закончилась, вернулась головная боль и ощущение тела, которое по-прежнему было обездвижено и словно налито свинцом.
Леонид понял, что едет в автомобиле, сверля взглядом потолок, но уже имея возможность вращать зрачками и даже дышать полной грудью. Автомобиль остановился.
— Мы приехали. — Над ним склонилась зловеще улыбающаяся полная луна, и он не сразу понял, что это лицо Бахи. — Вижу, что стал понемногу приходить в себя, но это очень длительный процесс: займет не меньше шести-семи часов, а к тому времени тебе уже ничего не нужно будет. Ты счастливчик — сейчас пройдешь по пути, которым следуют люди после смерти, вот только, к сожалению, не сможешь со мной поделиться своими впечатлениями.
Его тело поплыло, и он догадался, что его несут на носилках в темноте, но это был не густой, непроницаемый мрак подземелья, а ночь с сиротливо прячущейся за тучами кривой луной, изредка стеснительно выглядывающей из-за них. Скрипнула дверь, и он оказался в просторном помещении со знакомыми росписями Смертолюбова на стене — это был траурный зал крематория. Носилки остановились.
— Сегодня мы прощаемся с одним из никому не нужных, лишних на нашей земле людей — Леонидом Бесфамильным, ибо настоящая его фамилия мне не нужна, — раздался издевательский голос Бахи. — Вскоре он исчезнет, а со временем сотрется память о нем: жена и любовницы найдут себе замену, дети привыкнут другого мужчину называть папой. Он жил в свое удовольствие и в жизни не сделал ничего хорошего, поэтому не заслуживает хороших слов. Его ждет всеочищающий огонь, который избавит его тело от жизненной скверны, подготовит к возрождению в другом теле. Мы не будем скорбеть о тебе и обещаем забыть как можно скорее! Напоследок запомни молитву из Упанишад, которая тебе сейчас пригодится: «Веди меня от лжи к истине, веди меня от тьмы к свету, веди меня от смерти к бессмертию».
Заиграла музыка, и Леонид почувствовал, что опускается вниз, оцепенев от страха и догадываясь, что ждет его впереди. Ему вспомнилась тележка, с которой гроб перегружали в печь крематория, а та через мгновение превращалась в огнедышащее жерло.
Его тело, словно спеленатое невидимыми веревками, по-прежнему не было подвластно ему. Мысли лихорадочно искали выход из ужасного положения и не находили, ясно было одно, — сейчас смерть была бы избавлением от ожидающей его ужасной участи. Некоторые мышцы лица уже стали подвижными, и он попытался выдохнуть воздух из легких и больше не вдыхать, умереть от удушья. Но его тело на это не пошло, предательски через двадцать секунд заставило открыть рот и жадно глотать воздух.
— Ты делаешь поразительные успехи, но виновата в этом концентрация раствора — она значительно меньше, чем в том, который отведал Бака Смертолюбов. — Видно, Бахе доставляло удовольствие
— От тяжести его туши у меня все мускулы болят. Не могу смотреть на его сытую морду. Столько ждать… Неужели нельзя его раньше сунуть в печь?
— Я бы рад, но газовые счетчики упрямы и неподкупны. Подождем. Тебя я понимаю — не терпится свести счеты с девчонкой, но с ней придется повозиться, пока мы не получим дневник и в нем не разберемся. А там делай с ней что хочешь… Пойдем чего-нибудь перехватим, пока есть время, а то у меня сосет в желудке.
Вскоре затихли их шаги и погас свет в коридоре. Леонид, понимая, что ничего уже не может сделать для своего спасения, множество раз читал, как заклинание: «Веди меня от лжи к истине, веди меня от тьмы к свету, веди меня от смерти к бессмертию», как будто это могло ему помочь.
Психологи утверждают, что людей, приговоренных к смерти, пугает не столько сама смерть, сколько ее длительное ожидание, поэтому нередко осужденные лишают себя жизни, не воспользовавшись возможностью еще хоть немного побыть на белом свете. Леонида ожидала смерть, но смерть ужасная и мучительная — сгореть живьем в газовой топке с температурой шестьсот градусов. Поэтому, как ни пытался он отвлечься и думать о чем-то другом, мысли возвращали его к ожидаемой ужасной кончине. Вместо того чтобы вспоминать свою жизнь, он вспоминал ощущения нестерпимого жара от большого костра, которые ему неоднократно довелось испытывать на выездах с ночевками на природу, только там ему было достаточно отодвинуться чуть дальше от огня, чтобы избежать неприятных ощущений, а теперь он должен будет находиться в самом центре огненного ада. Он ярко представил себе, как языки пламени лижут его тело, лицо, обугливая кожу, выпекая глаза, сжигая волосы и легкие, сворачивая кровь в венах. Скорее всего, смерть наступит через несколько секунд, но они для него превратятся в часы, так как время будет течь иначе, катастрофически замедлившись. Чем лучше работало воображение, тем физически явственнее он ощущал будущие мучения, страдая от фантомов боли, мечтая о скорой смерти. А дополнительные мучения приносила неподвижность, невозможность подняться, убежать из этого страшного места. Ожидая предстоящей казни, он задыхался, страдал от воображаемой боли, которая была в тысячи раз меньше той, которую ему предстояло испытать наяву. Он потерял надежду и смирился с тем, что придется умереть, но желал вымолить у своих мучителей более легкую смерть.
Его тело возвращалось к жизни слишком медленно для того, чтобы можно было на что-то надеяться, и когда вновь пришел Баха, Леонид мог лишь слегка шевелить пальцами рук и сподобился издать неопределенный звук: «З-з-з-з-з-зу!»
— Ты делаешь успехи, — Баха благодушно похлопал его по щеке, — но твое время истекло — на подходе твой товарищ по путешествию в ад. Тебе даже повезло — это женщина, правда, немолодая, но тебе же не сексом с ней заниматься!
Послышался шум опускаемого тельфера с гробом, и у Леонида оборвалось сердце.
— Извини, дорогой, но так получается, что гроб с подружкой придется поставить на тебя — другого места на тележке нет.
Невероятная тяжесть сдавила грудь, чуть не свернула шею, прижала нос, почуявший запах свежеструганного дерева, и Леонид едва не задохнулся, почти не получая в легкие воздух. В висках застучало, глаза были готовы вылезти из орбит, а тележка, скрипя, медленно двинулась к пункту назначения. Баха выдавал сентенции, адресуя их полуживому Леониду:
— Жизнь скоротечна до неприличия. Со временем понимаешь, что в году не 365 дней, а всего, в лучшем случае, с десяток мгновений, остающихся в памяти. Скорее всего, предстоящее мгновение будет самым ярким в твоей жизни.