Катарсис. Том 1
Шрифт:
Детина наморщил лоб, напрягая извилины, однако смог додуматься только до краткого служебного изречения:
— Не положено!
— А вон и лейтенант идет, — кивнул за спину дежурного Панкрат, — у него самого и спросим.
Охранник развернулся (никого сзади, естественно, не было), и в то же мгновение Крутов заученным движением сорвал с него автомат и приставил дуло к уху:
— Тихо! Нам надо пройти, и мы пройдем. Не шевелись.
Панкрат махнул кому-то рукой в проем двери, в подъезд зашли двое «случайных» прохожих, мгновенно заклеили рот охраннику пластырем, связали и усадили на пол.
Омоновцы занимали весь первый этаж здания — восемь комнат, в каждой — по двое, и теперь надо было пройтись по всему этажу и найти тех, кто «профилактически» издевался над Крутовым, не допуская даже мысли, что тот может быть не виновен.
Дверь оказалась незапертой. Егор мягко распахнул ее и вошел.
В довольно просторной комнате гостиничного типа стояли две кровати, две тумбочки, платяной шкаф, стол, два стула, телевизор на подставке, в углу за шкафом прятался умывальник. В другом углу на крюках, вбитых в стену, висели автоматы. Один жилец лежал на кровати прямо в пятнистых штанах, не сняв носки, и смотрел телевизор; второй ел: на столе стояла двухлитровая бутылка минеральной воды, сметана в банке, лежала нарезанная толстыми ломтями колбаса и хлеб. Этих ребят Крутов не помнил.
— Извините, — сказал он как можно любезнее, — промахнулся дверью. Алексей Свирин дальше живет?
Омоновцы переглянулись.
— Может быть, Синякин?
— Во-во, Синякин, — обрадовался Егор. — Хочу поскорее долг ему вернуть.
— Дальше по коридору, — махнул рукой тот, что смотрел телевизор.
Егор еще раз извинился, поблагодарил ребят и закрыл за собой дверь, прислушиваясь к звукам за ней. Но омоновцы, очевидно, были уверены, что гость имеет право здесь быть, раз его пропустили на входе, и выяснять личность спрашивающего не стали.
Панкрат вопросительно посмотрел на Крутова, тот отрицательно мотнул головой, и они пошли дальше.
Ни во второй, ни в третьей комнате общежития обидчиков полковника не оказалось, первый из них обнаружился лишь в четвертой комнате от угла. Это был дюжий парень, заросший рыжим волосом по шею, — он сидел на кровати в одних трусах и ел кильку в томате прямо из банки, — не мускулистый, а какой-то бугристо-узловатый, как ствол саксаула. Его напарник спал поверх одеяла на своей койке, отвернувшись к стене, также почти голый и потный. Воздух в комнате был спертый, и запахи по ней бродили самые что ни на есть «естественные».
Детина поднял голову, окинул вошедшего Крутова невыразительным взглядом, буркнул:
— Чего надо?
Крутов усмехнулся: лексикон местного спецназа не отличался разнообразием.
— Ты меня не помнишь, малыш?
Омоновец перестал есть, всмотрелся в Егора, потом, не торопясь, по-хозяйски, поставил банку с кильками на стол и потянулся к оружию, висящему на стуле. Крутов шагнул вперед и ребром ладони ударил парня по толстой руке, отодвинул стул с автоматами, покачал головой:
— Как тут у вас все запущено! Оружие при себе держите, не сдаете в спецхран… непорядок! Ну, вспомнил?
Детина, даже не ойкнув, хотя удар парализовал руку, начал бледнеть, потеть, вдруг вскочил, хватаясь левой рукой за нож
— С-сука бандитская!..
В комнату заглянул Панкрат.
— Что за шум, а драки нет?
— Все нормально, — сказал Крутов. — Он меня вспомнил.
— Что-то не вижу в его глазах радости. А хорош, зверюга! В зоопарке можно выставлять. Ему бы в киноактеры пойти — киборгов играть, цены бы не было! А второго смотрел? Ты глянь на него, спит, как младенец.
— Не он. — Егор присел на стол напротив потеющего омоновца. — Больно? Извини, брат, без боли мое лечение неэффективно. В принципе я на тебя зла не держу, но все же хочу кое-что уточнить: когда ты меня бил прикладом по шее, я сопротивлялся?
Омоновец углубился в анализ вопроса.
— Было приказано…
— Я знаю, что тебе было приказано. Так я сопротивлялся или нет?
Еще одна попытка понять, к чему клонит гость.
— Так ведь было приказано…
— Да или нет?
— Ну… и чего?
Сзади засмеялся Панкрат, на всякий случай контролирующий спящего.
— Зря ты его пытаешься разговорить, у него одна извилина — и та от берета. Пошли к лейтенанту, он тут всему голова, он и приказывал, и устанавливал меру пресечения, эти болваны действовали так, как обучены были действовать. Вообще раньше я был склонен полагать, что в ОМОН идут крутые и умные ребята, не чета обычным постовым милиционерам, теперь вижу, что ошибался.
Крутов коротко взмахнул рукой. Омоновец врезался головой в стену, закрылся локтями, ожидая побоев. Крутов сплюнул, повернулся к кровати спиной.
— Пошли отсюда.
— Может, связать эту образину?
— И так никуда не денется. — Егор вышел.
Воробьев сгреб автоматы, посмотрел на парня, сидевшего с выпученными глазами и державшегося за челюсть.
— Сиди тихо, как мышка. Понял? В коридоре мои люди, высунешься — пристрелят.
Омоновец сглотнул, открыл рот, но говорить ему было больно, и он только кивнул.
— Ну и ладушки, отдыхай, да напарника не буди, умаялся, бедный, пусть спит.
Панкрат вышел в коридор, положил автоматы у стены. В тупике коридора, у выхода на лестницу, ведущую на второй этаж, его ждали Крутов и Родион.
— Мы проверили все здание, — отрапортовал Родион. — Наверху какие-то классы, кабинеты и всего две жилые комнаты. В одной спят два амбала, в другой занимается сексом их командир.
Крутов и Воробьев переглянулись.
— Может быть, это его жена?
— Какое это имеет значение?
— В принципе никакого. Но войду к нему я один.
— Ради бога, мы подождем в коридоре.
Они поднялись на второй этаж, и Родион указал на дверь комнаты, которую занимал лейтенант Хелемский. Егор попробовал рукой — заперта, но замок был легкий, простой, и Крутову ничего не стоило открыть его за две секунды с помощью гвоздя. Приоткрыв дверь, он скользнул за порог и остановился, разглядывая залитую светом комнату и сплетенные на кровати обнаженные тела лейтенанта и какой-то девицы с роскошными бедрами и грудью. Их любовная игра приближалась к финалу, и гостя они не видели и не слышали.